 |
ЖУРНАЛ МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ
| 09-2001 |
ЦЕРКОВНАЯ ЖИЗНЬ
К 60-летию Псковской Православной Миссии
Христос Победитель
22 июня 1941 года. Война Советского Союза с Германией. На всех лицах затаенная радость. Никто не думает о том, что принесут нам новые завоеватели. Думают только о том, что конец ненавистнейшего режима становится реальностью.
Большевики в панике. Отступление - самое страшное из бегств, когда-либо виденных. По пути красные стараются еще ликвидировать "шпионов и диверсантов" - расстреливают почти на улицах мирных граждан. Все сердца переполнены ужасом, животным страхом и ненавистью. Все стараются забиться поглубже в подвалы, в погреба или уйти в леса, чтобы там переждать события. Тот, кто не принимает этих мер самосохранения, часто платит за это свободой или жизнью.
И вот, вслед за убегающими в панике, разрозненными, потерявшими командиров и связь частями Красной армии, часто даже обгоняя их, входят немцы, молодые, здоровые, воинственные, снисходительно презрительные. А встречали их так, как, вероятно, никого из победителей давно не встречали и долго еще встречать не будут. В тот момент для сознания "освобождаемых" они несли одно: конец этого дикого, звериного СТРАХА, правящего всеми в Советском Союзе, начиная от последнего маленького рабочего или чиновника и кончая самими диктаторами, вечно боящимися предательств, измены, диверсии. Вот этому страху пришел конец, можно было выйти из подвалов, вернуться из лесов, как же было не встречать "победителей", принесших утраченную радость жаркого июльского солнца.
Начали подсчитывать потери: они были ужасны. За последние дни своего владычества агенты госбезопасности успели оставить множество искалеченных, обезображенных трупов людей, умиравших, как правило, от выстрела в затылок.
Смотрю на рослых, красивых немцев, вспоминаю свои сравнительно недавние впечатления от поездки через Германию и вижу, что ожидать добра от этих "освободителей" не приходится. Однако перед глазами возникают яркие слова амстердамского девиза, укрепляющие на предстоящую борьбу: "Христос - Победитель".
Борьба начинается. Борьба за победу Христову, за душу человеческую. Немцы враждебны к Церкви. В противоположность Советскому Союзу, они стараются не слишком открыто проявлять эту враждебность. Но им страшно не хочется отдавать нам души сотен тысяч военнопленных и пропускать наше влияние к миллионам русских душ на оккупированной ими территории России. Они верят в то, что большевицкая политика изгладила все следы христианства из души русского человека, и всячески оберегают эту душу от нового влияния Церкви. Мы делаем все возможное, чтобы проникнуть к военнопленным и в Россию. Наконец удается первое. То, что мы видим, - ужасно! Десятки тысяч, сотни тысяч истощенных, замученных, оборванных, босых, голодных - не людей, а комков голых нервов. Эти миллионы красноармейцев добровольно переходили к немцам. Они переходили, горя ненавистью к политическому строю на родине, надеясь повернуть штыки против ненавистной власти. Они видели в немцах спасителей их родины, они шли к немцам с открытой душой. Со стороны немцев они встретили только обман, провокацию, колючую проволоку страшных Stalag'ов, голод, унижения, побои, рабский труд. Они терялись, они становились зверями от гнева и страха, животными от голода и лишений. Те, кто мог, убегали в леса, образуя партизанские отряды. Те, кто оставался, умирали массами от голода, холода, сыпняка, непосильного труда, истощения. Иные шли в немецкие части и добровольческие формирования, в надежде получить возможность вооруженной борьбы с коммунизмом на родине.
Нам с огромными трудностями удалось организовать богослужения в лагерях военнопленных в Риге. Это были самые страшные Литургии в моей жизни. Посредине лагеря, под открытым небом, совершается Таинство Евхаристии. Кругом тысячи мужчин, несчастных, измученных, бесконечно усталых, голодных. Лиц не различаешь: вся толпа смотрит на тебя одними огромными глазами, полными бездонной скорби, такими глазами, как пишут на изображениях Христа в терновом венце. И из этих глаз неудержимым потоком льются слезы, текут по неумытым, заскорузлым щекам. Пятидесятилетние мужи и шестнадцатилетние юноши стоят, тесно прижавшись друг к другу, и плачут, не стесняясь никого, плачут, чувствуя сердцем, что здесь Тот, перед Кем можно излить все унижения, всю скорбь, всю боль о себе, о Родине, о близких, оставшихся дома и несущих бремя советского строя...
Кончается Литургия. Подходят целовать крест, целуют руку священника, целуют его ризы, стараются, несмотря на строжайшее запрещение, шепнуть несколько слов, передать записку с адресом, с просьбой разыскать близких. А немцы начинают зверствовать в открытую. Страшные расстрелы евреев. Аресты "инакомыслящих". И колоссальных масштабов систематическое, продуманное уничтожение русской живой силы - военнопленных.
Наша жизнь и работа при немецкой оккупации были непрерывной борьбой с немцами за душу русского человека, за наше право служить этой душе, служить нашему родному народу, из-под ига подпавшему под иго другое. Сегодня нашу борьбу хотят изобразить как сотрудничество с фашистами. Бог судья тем, кто хочет запятнать наше святое и светлое дело, за которое одни из наших работников, в том числе священники и епископы, погибали от пуль большевицких агентов, других арестовывало и убивало гитлеровское гестапо.
Наконец исполнился предел наших чаяний: нам удалось отправить в оккупированные немцами русские области первую группу священников-миссионеров. Собственно, эта победа была нашей только в очень незначительной степени. Ее одержали сотни тысяч русских людей, истосковавшихся по Богу, по Церкви, по благовестию, тех, к кому мы отправляли наших священнослужителей. Эти люди вдребезги разбили надежды немцев на успех советской антирелигиозной пропаганды и воспитания. Они требовали церкви, священников, богослужения. Немцам нехотя пришлось уступить. С этой миссионерской группой отправился и я.
Для каждого должны быть понятны те чувства глубокой взволнованности, которые охватили все мое существо, когда мы переехали границу родной земли, той земли, вне которой прошла наша юность, по которой всегда тосковало сердце, к которой постоянно неслись все мечты и стремления. Мы въехали в родные пределы, стоя на ногах, с пением пасхальных песнопений. Мы радовались всему родному, что встречали на своем пути: небу, воздуху, чахлым деревцам, пожелтевшей осенней траве. Этот магнит родины знает только тот, кто пережил долгое изгнанничество.
Но сердце уже начало сжиматься от того убожества, от той нищеты, которая встречалась на каждом шагу. Нищие, полуразоренные деревушки с покосившимися избами, не видевшими давным-давно никакого ремонта. Исхудалые, обтрепанные люди, босоногие, оборванные дети - вот картина советского наследия. Первые города. Улицы вымощены неровным булыжником, на домах обвалилась штукатурка, жители похожи на нищих. И только сохранившиеся местами храмы, как яркие свечи, стоят на страже этих нищенских городов.
Однако почти все без исключения храмы большевиками поруганы. Стоят только здания с внешними архитектурными формами храма (чаще всего со снятыми с куполов крестами), приспособленные под антирелигиозные музеи, кинематографы, клубы, библиотеки, гимнастические манежи, склады, механические мастерские, гаражи. На стенах сплошь и рядом аршинными буквами намалеваны антирелигиозные лозунги (особенно часто излюбленный марксовский: "религия - опиум для народа"). Это главным образом те города, куда иностранные журналисты и рабочие делегации могли заглянуть только в случае крайнего исключения. Поэтому запущенность и обнищалость достигает в них крайних пределов.
Пожилые люди и старики встречают нас со слезами радости на глазах. На сотни километров вокруг все храмы закрыты, священники сосланы или убиты. В тех редчайших местах, где сохранились незакрытыми крошечные, главным образом кладбищенские церкви, посещение богослужений было сопряжено с постоянной опасностью лишиться работы, получить строгий выговор по службе с соответствующим предупреждением на будущее. Прихожане этих последних сохранившихся храмов совершали героические подвиги для их дальнейшего существования. Просматривая отчетность кладбищенской церкви в городе Т., последний настоятель которой был сослан в Сибирь за полгода до германской оккупации, я установил, что прихожане этого храма в 1940 году уплатили налог за священника в размере 245 000 рублей! В тех советских условиях это была колоссальная сумма, и уплата ее свидетельствует, как велика в сердце русского человека любовь, жертвенная любовь к Церкви. Эту любовь и жертвенность мы с полной ясностью увидели в дальнейшей нашей работе. Молодежь и дети поначалу смотрели на нас изумленными глазами. Большинство из них впервые в жизни видели фигуру священника, встречая ее до тех пор только на карикатурах и шаржах антирелигиозных изданий.
Началась работа, полная апостольского подвига, полная трудностей и препятствий, постоянно чинимых немцами. Им очень хотелось использовать нас в своих целях порабощения и эксплуатации русского народа, очень хотелось через нас, как наиболее близко стоящих к народу и пользующихся в народной толще максимальным доверием, проводить все свои преступные мероприятия. Они получили от нас жесткий отпор по всему фронту и поняли, что просчитались. Но мы уже настолько прочно завоевали свои позиции в народе, так вросли в него, что ликвидация нашего миссионерского дела грозила бы для немцев крупными осложнениями. Им пришлось смириться с существующим положением и ограничиться тщательной слежкой за каждым нашим словом и поступком да попытками организации мелких провокационных актов на местах.
А мы росли не по дням, а по часам. Мы шли в народ, несли ему слово Христовой любви и правды, слово утешения и надежды. Мы дружили с молодежью, захватывали церковно-просветительной работой подростков и детей. Мы всей душой переживали великую трагедию нашего несчастного великого народа. Два десятилетия власть отнимала у него то, чем строилась и двигалась государственная, нравственная и культурная жизнь его предков на протяжении тысячелетий. Власть лезла грязными руками в душу всякого, старалась вырвать оттуда все, что могло напомнить о Боге, о вере, о Церкви, о Родине. Власть хваталась за душу каждого ребенка, стараясь наполнить ее материалистическим мировоззрением. Детский сад, школа, вуз, пионерская и комсомольская организации - вот те страшные круги ада, которые проходила неопытная, мягкая детская душа в советском "раю". Слава Богу, славянская душа постояла за себя. Она осталась христианской. Она так и не смогла впитать до конца чуждые ей материалистические доктрины Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина. Редкие исключения только подтверждают общее правило. А исключения действительно редки, ибо эти юные души оставались попросту пустыми и впитывали то, что несли им мы, с жадностью иссохшей земли, пьющей благотворный летний дождь.
Немцы уступили нам часть храмов. И вот совершилось буквально чудо. Почти во мгновение ока эти храмы были очищены, восстановлены и устроены для богослужений. Из рук этих полунищих людей к нам потекли пожертвования, предложения помощи, материалы для ремонта, богослужебные предметы, утварь, облачения, книги и ноты, хранившиеся долгие годы закопанными в земле, замурованными в стенах. Создались превосходные хоры певчих, уцелевшие колокола были водружены на колокольни, выбитые стекла были вновь вставлены, вместо сорванных безбожными руками образов написаны новые. И... полился мягкий, чарующий русский колокольный благовест, затеплились сотни свечей и лампад перед старыми и новыми образами, раскрылись еще недавно заколоченные двери и потек народ сотнями, тысячами, десятками тысяч, переполняя свои воскресшие храмы до отказа. Раздались возгласы священников, ответили на них стройными аккордами трогательных православных молитвенных напевов хоры, заполняя согласными звуками древние своды храмов. Дрогнули старые своды, дрогнули сердца человеческие и полились из глаз потоки чистых слез молитвенной скорби и умиления. Старики, старухи, мужчины, юноши, девушки, подростки, дети - все утратили ложный стыд друг перед другом, сердца раскрылись, и в эти истерзанные скорбью сердца полился целебный елей молитвенной благодати...***
Мы делали все, что могли. Открыли сотни приходов, окрестили десятки тысяч некрещеных детей, подростков и взрослых. Открывали церковные приюты, детские сады и приходские школы. Вели огромных размеров катехизацию. Несли проповедь Евангелия в каждый доступный нам уголок. Посильно несли труд социальной помощи. Вели подпольную работу с детьми и молодежью, организуя церковные союзы, содружества, сестричества и братства.
Мы уже давно видели надвигавшийся крах Германии, но это нас не касалось. Мы отовсюду уходили последними, делая до конца свое дело с неослабевающим упорством, зная, что наше дело - дело Христовой победы.Протоиерей Георгий БЕНИГСЕН
(Печатается в сокращении по: Георгий Бенигсен, прот. Христос Победитель // Вестник РСХД. 1993. № 168. С. 131-140)
