 |
ЖУРНАЛ МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ
| 12-2001 |
ЦЕРКОВНАЯ ЖИЗНЬ
Вечная память
Памяти протопресвитера Александра Киселева
2 октября 2001 года в Донском монастыре, в Москве, не дожив всего нескольких дней до 92 лет, отошел ко Господу протопресвитер Александр Киселев, один из старейших священнослужителей Святой Матери-Церкви. В тот же день Святейший Патриарх Алексий, с детства знавший отца Александра, совершил панихиду по усопшем в Малом соборе Донского монастыря и произнес надгробное Слово:
"Дорогие братья и сестры! Мы провожаем в путь всея земли протопресвитера Александра Киселева, который начал свое пастырское служение почти семьдесят лет тому назад в Никольском храме, в Таллине.
Обстоятельства вынудили его эмигрировать в Америку, он прошел длинный и тяжелый путь эмиграции, который проходили многие и многие наши соотечественники. Но он всегда оставался пастырем, всегда старался духовно окормлять тех, кто в этом нуждался. В Америке он издавал журнал "Русское возрождение", в храме во имя преподобного Серафима Саровского в Нью-Йорке вокруг него всегда собирались люди, нуждавшиеся в духовной поддержке.
Обстоятельства позволили отцу Александру вернуться на родину - это была его мечта. Имея огромный духовный и жизненный опыт, уже находясь в Москве, в Донском монастыре, он продолжал пастырски окормлять всех, кто приходил к нему.
Господь посещал его болезнями, но даровал ему долгую жизнь. Мы рады, что последнее десятилетие он был с нами, что он вернулся к Матери-Церкви, которая с любовью приняла его. Его мечтой было закончить свой жизненный путь на родине. И Милосердный Господь даровал ему мирную кончину на родной земле.
На протяжении многих десятилетий я знал отца Александра - сначала по Таллину, где он был настоятелем Никольского храма. В то время мой покойный родитель был у него диаконом, а я, будучи мальчиком, прислуживал в этой церкви. Потом на долгие годы прервалось наше общение и возобновилось оно только в семидесятые годы в Нью-Йорке, когда после долгого перерыва мы вновь встретились. По возвращении на родину, пока силы позволяли отцу Александру, мы общались с ним, и в день девяностолетия я посещал его.
На протяжении всего жизненного пути он был истинным пастырем, пастырем Церкви Христовой. Это служение он нес в течение почти семи десятков лет.
В чине отпевания священников есть умилительные слова, с которыми покойный обращается к нам, тем, кто молится о его душе: Братия мои возлюбленные, не забывайте меня, когда поете Господа, но поминайте и братство мое, и молите Бога, да упокоит мя с праведными Господь. Мы верим, что покойный пастырь слышит милостивное призывание Отца Небесного в обители небесные: Рабе благий и верный, в малом ты был верен, войди в радость Господина своего.
Я выражаю соболезнования родным и близким покойного, всем, кто почитал отца протопресвитера, общался с ним, пользовался его духовными наставлениями, его пастырским и жизненным опытом. Во время панихиды будем возносить наши молитвы ко Господу, да упокоит Он Своего верного служителя в обителях небесных, где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная".
Протопресвитер Александр Киселев родился 7 октября 1909 года в Тверской губернии. В 1917 году его отец, Николай Александрович, Временным правительством был назначен на административный пост в Сибирь, но пока семья добралась до этой отдаленной области России, к власти уже пришли большевики. Николай Александрович был родом из Юрьева (Тарту), и у него была возможность вывезти свою семью в ставшую независимой Эстонию.
В Прибалтике, на земле, еще вчера бывшей частью Российской Империи, оставались в неприкосновенности храмы и знаменитые монастыри. Здесь было коренное русское население, но не было советской власти. Именно в Прибалтике расцвела деятельность Русского Студенческого Христианского Движения (РСХД), одного из самых значительных явлений русской церковной жизни ХХ века. Этому движению, у истоков которого стояли старшие друзья и наставники будущего отца Александра - протоиереи Сергий Четвериков, Василий Зеньковский и Александр Ельчанинов, удалось почти невероятное: во многом воссоединить разорванные историей Православие и светскую культуру, воцерковить молодежь и воспитать своих членов деятельными христианами, убежденными патриотами России, открытыми современности и внешнему миру. РСХД организовывало летние лагеря, благотворительные столовые и воскресные школы, издавало газеты и занималось просвещением сельской молодежи. Но в центре всей жизни были Церковь и любовь к России.
"Мы, движенцы", - говорил отец Александр, вспоминая о своей юношеской работе в издательстве для печорских крестьян, о своем увлечении футболом или о паломничествах в Псково-Печерский и Валаамский монастыри и о том чувстве радости общего дела ради Христа и ближнего, которое он пронес через всю жизнь и которым наградил столь многих. Но тем не менее это была бедная жизнь изгнанников.
В 1933 году Александр Киселев окончил Рижскую Духовную семинарию, но считал себя еще не готовым к священству. Он послал документы в Свято-Сергиевский Богословский институт в Париже и был принят. В то лето в Ригу приехал игумен, впоследствии архиепископ Иоанн (Шаховской). После службы Александр вызвался проводить отца Иоанна на квартиру, где ему был приготовлен ночлег, и по пути рассказал ему о своих сомнениях и желании получить высшее богословское образование.
"Невозможное человеку возможно Богу", - ответил юноше отец Иоанн.
"Эти слова перевернули во мне все, - вспоминал отец Александр. - Я вернулся домой и написал два письма: одно - в Париж, с благодарностью за то, что меня приняли, и сообщением, что я не приеду учиться, и другое - одной девушке, с которой мы вместе работали в Движении, с предложением стать моей матушкой. У нас не было никакого "романа" в принятом понимании этого слова, но я знал, что мы верим и думаем одинаково".
Этой девушкой была студентка медицинского факультета Тартуского университета Каллиста Кельдер. 19 июля 1933 года они обвенчались, а через месяц Александр Киселев был рукоположен.
Началась жизнь приходского священника - сначала в Нарве, а потом в Свято-Николаевском соборе в Таллине, где диаконом служил тоже "движенец", отец Михаил Ридигер, а сын его, Алеша - будущий Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий, прислуживал в алтаре.
В 1940 году, когда Советский Союз аннексировал Прибалтику, отец Александр впервые столкнулся с трагической дилеммой, встававшей перед большей частью русской эмиграции: советская Россия - это свои или чужие? Сначала Киселевы никуда уезжать не хотели. Но однажды, как рассказывал отец Александр, он шел по улице - как обычно, в рясе. Мимо проезжал грузовик с лишь недавно организованными "юными пионерами". И эти дети - можно сказать те же, что еще вчера почтительно относились к священнику и подходили к нему под благословение, - стали показывать на него пальцем, кричать: "Вон поп идет!" - и плеваться. Эта встреча стала для отца Александра последней каплей. Заниматься духовным просвещением молодежи и открыто противостоять коммунистической пропаганде было больше нельзя.
Киселевы уезжали последним пароходом в Германию, и у них были опасения, что при переходе границы в порту или при досмотре вещей их арестуют и не выпустят. Отец Александр первым поставил на стол чемодан, в котором прямо сверху, никак не спрятанными лежали епитрахиль, крест и Евангелие. Молодой советский офицер открыл чемодан, посмотрел на отца Александра и начал громко кричать: "Проходите, почему вы тут всю очередь задерживаете!"
Отец Александр часто возвращался к этому эпизоду. "Я всегда потом думал, почему он это сделал? - говорил отец Александр. - Может быть, проснулось в его сердце воспоминание детства? Или это было просто чудо?" В самые тяжелые и беспросветные годы, когда эмигрантской средой резко отвергалось все советское, а русский народ рассматривался как полностью порабощенный коммунизмом, отец Александр, как мне кажется, видел в этом жесте пограничника надежду на то, что где-то под краснозвездным мундиром может теплиться христианская вера.
В Германии военного времени отец Александр связал себя с судьбой десятков тысяч русских людей, оказавшихся в трагическом положении между двумя воюющими народами и двумя воюющими антинародными системами, - с власовской армией. Отец Александр никогда не отказывался от этой страницы своей жизни, искренне считал Русскую освободительную армию (РОА) "третьей силой", стремившейся освободить Россию и от Сталина, и от Гитлера, и верил, что рано или поздно ярлык "предателей" с власовцев будет снят.
Но как священник, он и приветствуя от имени Церкви учредительный съезд РОА в ноябре 1944 года говорил о милосердии: "Нашей движущей силой должна быть любовь к измученному и обманутому соотечественнику, любовь в противовес всем тем, кто идет во имя зла и ненависти".
Пастырям Русской Церкви Господь предначертал в те годы разные служения. Но в разных местах и по разные стороны фронтов этого противостояния они служили прежде всего опорой тем, кто нуждался в их молитвенной помощи. Будущий Патриарх Алексий I был со своим народом в блокадном Ленинграде; вышедший из рядов РСХД тайный монах Антоний - будущий митрополит Сурожский - был врачом во французском Сопротивлении. Тысячи пастырей томились сами, но и служили людям в сталинских лагерях. А отцу Александру Киселеву было суждено быть одним из немногих, кто мог помочь брошенным всеми советским военнопленным и рабам-"остарбайтерам".
"Моя священническая миссия заключалась в проникновении в "остовские" общежития и лагеря для военнопленных, - писал он. - Дело это сочетало в себе самое радостное и самое горькое. Горькое - от бессилия помочь, от скорби видеть, как умирали, как мучились, сколько скорби переносили люди... радостное, как пасхальное ликование, - от встречи с такой высотой духа, терпения, такой верой, о которой до того только читал в Евангелии. Во время этих путешествий я научился верить в русский народ. Не в существование в его среде только отдельных праведников, но в сам народ, в его массу, в которой, несмотря на множество грехов, ощущаешь неистребимость образа Божия...
По сей день я не расстаюсь с той чашей и, совершая Литургию, употребляю именно ее, ту, с которой я объезжал тогда лагеря и из которой причащал тысячи тех, большинства которых уже давно нет на этой земле. Среди них были смертники, приговоренные к казни и приговоренные к голодной смерти, были принимавшие мой путь - РОА и те, которые не шли ни на йоту "коллаборации". Как сейчас слышу стук их бесчисленных ног в деревянных колодках по немецким дорогам. Истощенных, еле идущих, но с песней: "Страна моя, Москва моя, ты самая любимая...""
В последние недели войны, когда сотни тысяч русских пленных и "остовцев", власовцев и невласовцев бежали от наступающей советской армии в западные оккупационные зоны, среди них был и отец Александр с семьей. В августе 1945 года в Мюнхене ему удалось получить от американской администрации полуразрушенное здание, которое принадлежало "гитлерюгенду". В этом доме, жертвенными трудами отца Александра, матушки Каллисты и многих их соратников ставшем Домом "Милосердный самарянин", за два года были открыты церковь, общежитие, полноценная гимназия, детский сад, амбулатория, школа сестер милосердия, группа по внешкольной работе с молодежью, благотворительная столовая, иконописная мастерская, издательство и отдел социальной помощи неимущим. Сотни обездоленных русских людей, знавших, что при возвращении на родину их ждут сталинские лагеря, нашли здесь помощь и объединяющую работу.
В первый же день после получения этого четырехэтажного здания, когда юные сотрудницы отца Александра расчищали на первом этаже завалы от разрушенных бомбой верхних этажей, среди битого кирпича и мокрой от дождя бумаги они обнаружили... маленькую металлическую иконку преподобного Серафима Саровского.
"Как она могла там оказаться? - задавался вопросом отец Александр. - Наверное, можно предположить, что в этом доме работала уборщицей какая-нибудь русская женщина-"остовка" и ей принадлежала эта иконка. Но для нас обретение иконки преподобного Серафима в немецком партийном доме - это было безусловно чудо и знак Божия благословения". Перед образом был сразу отслужен молебен, и отец Александр решил, что храм в этом доме будет во имя преподобного Серафима Саровского.
Именно предстательством преподобного Серафима объяснял отец Александр то, что невозможное оказалось возможным и в самых отчаянных условиях был создан почти идеальный и в иных условиях, может быть, неосуществимый образец целостного христианского служения.
"Дело нашего Дома есть прежде всего желание исповедовать нераздельность жизни и попытка создать нечто на этом утверждении, - писал отец Александр в 1947 году. - Наше дело - это движение против общего течения, где Церковь хотя и почтенный, но все же лишь придаток к земным реальностям жизни. Это - стремление подчинить примату Духа и Церкви, насытить этим началом всякое наше дело, стремление воцерковить каждый наш шаг".
В конце сороковых годов Соединенные Штаты Америки начали принимать к себе беженцев из Европы - так называемых перемещенных лиц, и отец Александр с семьей оказался географически еще дальше от родины - в Нью-Йорке. Он привез с собой образ преподобного Серафима. В 1950 году отец Александр основал новую русскую организацию, и она получила название Свято-Серафимовского фонда - по имени храма, который удалось открыть сначала в епископальной церкви на 99-й улице, а с 1965 года - в собственном четырехэтажном доме на 108-й улице. И снова помощь беженцам ("Это сейчас в Америке, получая статус беженца, люди имеют разные социальные льготы и пособия, а нам - displaced persons - тогда дали по пять долларов в зубы - и живи как знаешь!"): летние детские лагеря, в которых изучалась история России и пелись русские песни, молодежные съезды, русский театр, оркестр, концертный зал имени Рахманинова, в котором даже пел однажды знаменитый тенор Николай Гедда, издательство, помощь студентам и в центре всей этой жизни - Церковь.
Во время поездок в Нью-Йорк митрополита Таллинского, а затем Ленинградского Алексия отцу Александру удалось возобновить отношения со своим бывшим алтарником и будущим Патриархом.
В 1978 году отец Александр создал подготовительный комитет к празднованию за рубежом 1000-летия Крещения Руси и в рамках этого комитета начал издавать журнал "Русское возрождение". "Мы исповедуем Православную Церковь не только как благодатный организм нашего спасения, но и как творческую силу нашей истории, - говорится в его манифесте. - Журнал посвящается достижению великого русского церковно-земского примирения и согласия в России, в русской жизни и мысли".
Этот момент стал поворотным и в жизни самого отца Александра Киселева. В 1990 году - во время Собора, избравшего нового Патриарха, - отец Александр и матушка Каллиста впервые с детских лет приехали на родину. В 1991 году они участвовали в перенесении мощей преподобного Серафима Саровского в Дивеево. А с 1992 года поселились в Москве уже окончательно.
В этом был последний и немалый подвиг отца Александра. К этому возвращению он шел всю свою жизнь. Он хотел его всем сердцем. Но осуществить мечту - вернуться на родину и принять ее такой, какая она есть, а совсем не такой, какой мечталась она издалека, оказалось по силам далеко не всем, в том числе и самым "идейным" русским эмигрантам. Когда в 1995 году на 50-летие Дома "Милосердный самарянин" собрались в Нью-Йорке выпускники его мюнхенской гимназии, отец Александр в своем видеообращении к ним из Москвы сказал: "Тем, кто еще не был в России, очень советую побывать - прочувствовать, ощутить невидимое и не отвернуться от многого видимого".
Личность отца Александра плохо вписывалась в юрисдикционные разделения Русской Церкви, а повороты его жизненного пути пересекали во многом искусственные границы государств и юрисдикций. Он начинал свое служение в Эстонской Апостольской Православной Церкви, продолжал его в Экзархате митрополита Евлогия (Георгиевского), а в Германии военного времени пользовался поддержкой Русской Зарубежной Церкви. В Соединенных Штатах он служил в Русской Православной Митрополии, а когда она в 1971 году получила автокефалию и стала Православной Церковью в Америке, отец Александр хотел служить русскому, а не американскому Православию и перешел в Русскую Православную Церковь Заграницей.
В начале 1990-х годов он открыто осудил политику Зарубежного Синода в России, где РПЦЗ начала создавать параллельную юрисдикцию. Его общение с Патриархом Алексием и другими священнослужителями Московской Патриархии оказалось неприемлемым для священноначалия РПЦЗ. Отец Александр вернулся в Американскую Церковь, но, живя в Москве и служа в московских храмах, воспринимался всеми как русский, а никак не американский священник.
Отец Александр болезненно переживал церковные разделения и горячо молился о воссоединении Русской Церкви.
"Я не беру на себя дерзость быть кому-либо судьей, тем паче православным епископам, но это не значит, что я лишаюсь права иметь собственное мнение по вопросам церковной жизни, за которую несет ответственность не только каждый епископ, но и каждый священник, и каждый мирянин, - писал он в 1991 году. - По совести не могу признать юрисдикции явлением богоугодным. Я верую во Единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь, верую в святость Православия, а не в ту или другую юрисдикцию.
Юрисдикционная борьба среди православных русских людей особенно преступна сейчас. Сейчас время подражать нашим предкам, жившим в Смутное время, когда весь народ от именитых до простых, со своими священниками и епископами стал на спасение Отечества. Дело Церкви в такие ответственные дни - вдохновлять и объединять народ ради спасения родной страны, верой и правдой служа единству под духовным главенством Святейшего Патриарха Московского и всея Руси".А. ЗОЛОТОВ-СВЕТОЗАРОВ,
корреспондент газеты "The Moscow Times"
