ЖУРНАЛ МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ
05-2001

ЦЕРКОВНАЯ ЖИЗНЬ

Из жизни епархий

Храм скорби и радости
Открытие Рождественской церкви в Иркутске

       Жизнь человеческая: построить дом, посадить дерево, вырастить детей... Можно умереть и не увидеть, как освящается новый храм. Мне же, как и многим иркутянам, выпало счастье стать свидетелями открытия в Иркутске церкви во имя Рождества Христова.
       6 декабря 1997 года услышала на улице, что самолет упал на детский дом, и не поверила: ну не может Бог допустить такое! Но это оказалось правдой. Неисповедимы, неисследимы пути Господни. Таинственен и часто непонятен нам Промысл Божий. И все же когда вот так падает на дома самолет, рушатся города от землетрясения или в братскую могилу превращаются многоэтажки, взорванные террористами, невольно думаешь о нераскаянности народа нашего и о грехах, в которых все мы погрязли. И разбирает ли тогда возмездие, где, когда и как обрушиться на людей?
       6 декабря 1997 года, через 734 года со дня преставления святого благоверного великого князя Александра Невского, произошла трагедия в Иркутске. Все же шестого, а не девятого, когда мы отдаем дань памяти первого иркутского епископа святителя Иннокентия (Кульчицкого), не седьмого, когда открывались традиционные Иннокентиевские чтения, посвященные 270-летию Иркутской епархии. Словно крылом Апокалипсиса катастрофа зацепила здание детского дома, как будто указуя: в последние времена пощады не будет даже детям.
       И когда я ехала на открытие храма, все виделось пламя пожарища. Помнились страшные цифры количества погибших, фотографии огромного самолета, вломившегося в дом. И неспокойно, тягостно было на душе. Но вот из-за высоких домов показалась наконец новая, неожиданно маленькая белокаменная церковь. Со всех сторон к ней, как к таинственно-прекрасному магниту, стекались люди. И чем ближе я подходила, тем больше она, вырастая на глазах, казалась в предрассветных сумерках чудом - белым лебедем, плывущим над землей. Вокруг храма - металлическая ограда, на входе - маленькая звонница, украшенная голубой маковкой, и вот сама церковь - вблизи высокая и стройная. Выполненная в классической строгой русской традиции, она напоминает широкоплечего богатыря с остроконечным шлемом на голове. Былинные Илья Муромец, Ставр Годинович или, может быть, святой Александр Невский?
       В новом храме два этажа. Нижний престол (в тот день был закрыт) - в честь иконы Божией Матери "Всех скорбящих Радость", верхний - в честь Рождества Христова. Внутреннее убранство поражает простотой и величием. Белоснежные стены, округлые своды, словно бы бесконечная высота девственного купола... Легкие винтовые лестницы взбегают на балкон, где располагаются клиросы. В узкие оконца с резными решетками, поминутно светлея, струится рассветная синева. Новорожденная церковь полна народу. Телевизионщики устанавливают камеры, а прихожане из разных иркутских храмов, тихонько и радостно переговариваясь, приветствуя друг друга, подают записки, щедро жертвуют деньги.
       Наконец к восьми часам приехал Владыка Вадим, архиепископ Иркутский и Ангарский, чтобы начать чин освящения и первую в новых стенах Божественную литургию. Вслед за Его Высокопреосвященством, опустившимся на колени пред закрытыми царскими вратами, стали на колени и мы. Замирая, со страхом Божиим молились, словно бы вопрошая у самих врат Царствия Небесного: "Что же, что ждет там каждого из нас?"
       Дружно и жарко полыхали свечи, народ плотным полукольцом теснился к амвону - всем хотелось увидеть, как же это совершается - установка и освящение святого престола, главной части алтаря, на котором таинственно присутствует Сам Господь. Было что-то трогательное и одновременно грозное в том, как могучей Христовой ратью двигались иркутские батюшки, облаченные в сияющие золотисто-зеленые ризы. А белые фартуки, которые надели Владыка Вадим и старшие священники - отец Евгений и отец Сергий, сообщали действию особую благоговейную торжественность и вызывали ассоциацию с рождением младенца. Так ведь и верно: мы присутствовали при рождении нового, еще одного в Иркутске и в России православного храма.
       Звучит Трисвятое. Святый Боже - вспыхнул огонь и зажглась свеча; Святый Крепкий - заискрилась другая; Святый Бессмертный, поми-луй на-а-с - протянулись, ушли ввысь утроенные, окрепшие звуки, три пламени слились в одно - живое, горячее. Слава Отцу и Сыну и Святому Духу...
       Еще слабо, нестройно, несмело вторят слаженному многоголосому клиросу прихожане. Я смотрю во взыскующие глаза Спасителя, вглядываюсь в светлый лик Божией Матери на Казанской иконе... Да, здесь, в этой непорочно-белой церкви, все новое: большие и малые образа иконостаса, царские врата с игрушечными куполками окладов, изумрудные лампады и сияющие подсвечники, золоченое паникадило, огромным ажурным цветком спускающееся с высоты. И все это надо будет оживить - чтобы стал храм намоленным, чтобы чувствовалась в нем живое присутствие благодати Божией.
       В алтаре стучат камнями: прибивается верхняя крышка престола. Мы поднимаемся на цыпочки и вытягиваем шеи, чтобы лучше увидеть происходящее. Святой престол трижды поливается красным вином, потом покрывается материей - срачицей (сорочкой, рубашкой), обвязывается. Сверху на него надевается золоченая индития, и вновь он покрывается празднично сверкающей пеленой, илитоном. И вот торжественная процессия выходит из алтаря, идет по храму. Владыка Вадим окропляет его святой водой, а старшие священники помазывают елеем. Затем с дискосом, на котором покоятся частицы мощей святых мучеников, все выходят на улицу, чтобы пройти вокруг церкви крестным ходом. Антиминс со святыми мощами всегда будет храниться на престоле, "освящая собой место его расположения и напоминая нам, что мученики за веру Христову - это столпы, прочное основание, на котором держится Церковь".
       До революции только в одном Иркутске было более сорока храмов. И все они строились с помощью богатых жертвователей - купцов, казаков, золотопромышленников. Святым делом считалось дать деньги на церковь и среди так называемого простого народа. Продолжая старинную традицию, всем миром собирали и на новый Рождественский храм. В рекордно короткий срок его построила по проекту архитектора Александра Яковлева известная фирма братьев Голышевых "Агродорспецстрой".
       И она была особенная, эта первая служба в новом доме Господнем. Во всем, во всех чувствовалось какое-то необычное воодушевление. И в том, как пел клирос, то разделяясь голосами на партии, то сливаясь в один мощный хор, уходящий в белизну высокого купола, словно в поднебесье. И в раскатистом, рокочущем басе протодиакона Иоанна, когда он вместе со всеми прихожанами пел Символ веры, и в сияющих лицах первых причастников, сподобившихся принять Святые Христовы Тайны в такой день. Но даже светлая радость рождественских стихир не могла стереть память о тоннах разлитого на месте катастрофы керосина, десятках погибших, о скончавшемся от ожогов маленьком мальчике. То здесь, то там слышались всхлипы, и слезы набегали на глаза. Но утешало то, как сильна вера и любовь, если они способны даже остановить огненную стихию. Когда загорелся детский дом, многие крестные, видя происходящее, горячо молились за своих крестников, и пламя утихло...
       Сегодня же мы молимся о упокоении погибших:
       - Александра, Татианы, Николая, Андрея, Валентины... - называет Владыка длинный ряд имен. На каждой службе они теперь будут поминаться. Словно вижу, как один за другим эти принявшие мученическую смерть люди входят в храм и безмолвно становятся рядом, и думаю о том, какими они были, все ли были крещены. Но ведь "у Бога все живы" и Бог им всем Судия. Мы же можем помочь душам умерших, горячо помолившись в церкви об упокоении их в селениях праведных.
       Я смотрела, как люди стремились ко кресту, который поворачивал, будто раздавал во все стороны, отец Алексий, священник из Братска. Люди тянулись ко кресту, как голодные к хлебу. И то верно: к хлебу духовному. Да, много на той первой Литургии было знакомых - прихожан из других храмов. Но сколько же пришло иных, новых людей. Тех, кто, может быть, впервые перешагнул порог Божиего дома! Тех, кто стоял во дворе и плакал вместе с дождем во время панихиды, кто принес цветы на черную с белым крестом могильную плиту, кто бережно прикрывал ладонями мятущиеся на ветру листики горящих свечей, кто впервые неумело перекрестился или уронил нежданную слезу, тронутый чужим горем.
       В том, может быть, и был Божий Промысл - чтобы мученическая гибель десятков людей привела в этот храм памяти, скорби и радости сотни и тысячи других. Чтобы эти другие, очнувшись, пришли к храму, вошли в него, удивившись его благолепию и чистоте, чтоб взлетел взгляд и утонул в высоте белоснежного купола и воспарила душа, стосковавшаяся по своей Вечной Отчизне. Чтоб те, другие, не просто пришли к храму, но узнали через него об иной, одухотворенной жизни, чтоб захотели плакать покаянными слезами, которые смывают с души скверну греха. Чтоб эти детдомовские ребятишки, с младенчества познавшие горе, каждый день из окна видели перед собой храм и знали, что он есть и двери его всегда открыты для них. И возможно, тогда их дети уже не останутся сиротами при живых родителях.
       Да, конечно, можно прожить жизнь и не увидеть, как открывается новый храм. Мне повезло - я это увидела. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!

Л. ЛИСТОВА,
редактор газеты "Верую"
при иркутском Михаило-Архангельском храме