 |
ЖУРНАЛ МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ
| 04-2002 |
БИБЛИОГРАФИЯ
Издатели на перепутье
Мосс В. ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ НА ПЕРЕПУТЬЕ (1917-1999) Пер. с англ. СПб.: Алетейя, 2001.
"Изучение современной церковной истории - не столько увлекательное занятие для историка, сколько печальная необходимость для всякого, ищущего спасения души"1. Эти слова составителя и редактора серии, вероятно, отражают его богословское кредо, поскольку он предложил к публикации рукопись, чтение которой действительно иначе, как печальной необходимостью, не назовешь. В сведениях об авторе, которые приводит составитель В. М. Лурье, особо выделен факт перекрещивания автора в РПЦЗ и в этом факте подчеркнуто отличие от "еретического экуменизма" Московской Патриархии (МП), в юрисдикцию которой автор книги первоначально был принят из англикан без повторного Крещения, что соответствует церковным канонам и практике Православной Церкви, признающей действительность Крещения протестантских сообществ несектантского характера. Далее описываются похождения "конвертского" западного прихода, члены которого, включая и автора рецензируемой книги, вместо послушания "тем епископам, в чьей юрисдикции они случайно оказались", выбрали "тернистый путь поисков". И в конце концов незадачливые прихожане, по всей видимости, закономерно оказались в юрисдикции "Российской Православной Автономной Церкви, возглавляемой митрополитом Суздальским и Владимирским Валентином", который в настоящее время предстал перед уголовным судом по обвинению в педофильстве2. Закономерность конца такого тернистого пути очевидна. Впрочем, кто может указать границы пути неспокойного, мятущегося человека, везде и всюду видящего обман, ни с чем не согласного, всегда желающего удовлетворения лишь своих собственных притязаний и называющего это поиском истины.
В настоящей рецензии мы не ставим задачу подвергнуть критике исторические данные, приводимые автором книги, равно как и не исключаем компетентности автора в области истории некоторых внутри- и околоцерковных движений, учитывая, что он действительно просмотрел значительный объем архивных документов. Однако предметом для вполне обоснованной критики является очередная попытка перекроить историю и увидеть то, что никому более видеть якобы не дано. Следует также обратить внимание на то, сколь далеко отстоят реальные факты, документы и ссылки на объективные исследования, приводимые автором книги, от его собственных предвзятых выводов и умозаключений. И более всего очевидно, что историческая модель, рассмотренная автором, не только не приближает читателя к истине, но настолько запутывает его, что становится явным намеренное искажение истории с целью утверждения взглядов маргинальных околоцерковных сообществ, среди которых нашел свое место автор книги.
Целью своей книги автор ставит написание истории "Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви в период от начала русской революции в 1917 году до падения советской власти в 1991 году"3. В его интерпретации святоотеческое определение Церкви как Единой, Святой, Соборной и Апостольской приобретает неизвестный святым отцам смысл: оказывается это та часть Церкви, которую "не подкосили последние удары экуменизма и коммунизма". Значит, остальная часть Церкви, не устояв, пала под этими ударами, сила которых особенно хорошо известна англиканину, принявшему "истинное Православие".
Вводя понятие так называемой новой ереси экукоммунизма, автор выказывает свое непонимание природы такого явления, как ересь. Произвольно интерпретируя шестое правило Второго Вселенского Собора, он делает тенденциозный вывод о том, что Московская Патриархия повинна во всех мыслимых и немыслимых ересях и подпадает под все анафемы Собора. Неудивительно, что все последующее изложение материала книги, основанное на заведомо ложных посылках, по меньшей мере настораживает даже непредрасположенного благонамеренного читателя.
Как можно считать экклесиологической ересью то движение, которое зародилось во внецерковной среде у людей, во многих поколениях воспитанных в отрыве от полноты церковного Предания? Ересь бывает там, где человек или некое сообщество людей осознанно противится Церкви и/или ее догматам. Принятие автором Православия (по крайней мере на первом этапе) не может ли для него самого быть свидетельством того, что протестант, лишь приняв Православие и приобщившись Церковных Таинств, может начать адекватно судить о природе Церкви. В противном случае он просто лишен этой возможности, являясь внешним по отношению в Церкви. Как мог немецкий пастор Кристофер Блюмгардт стать основателем или идеологом4 "экклесиологической ереси экуменизма", якобы охватившей православный мир?
Если, допустим, участие Православных Церквей в работе ВСЦ ставит их вне так называемого истинного Православия, то значит экклесиология "истинно православных" непостижима для остального православного мира (а тем более для неправославного), по их мнению впавшего в ересь, и может выражаться только ими, "сохранившими истину". Отсюда у них возникает требование покаяния ко всем остальным православным и утверждение своего исключительного права на интерпретацию церковного Предания. Это в действительности приводит к практически невосполнимому разрыву со Священным Писанием и святоотеческой традицией прежде всего в той их части, которая определяет братский характер внутри- и межцерковного общения и апологетический характер общения с миром на понятном ему языке. Более того, позиция "истинно православных" в изложении автора рецензируемой книги подводит его к последней черте, за которой уже начинается тоталитарная секта, находящаяся в оппозиции всему миру. Бесконечные поиски еретиков создают иллюзию борьбы за истину, подлинное представление о которой уже давно утрачено. Господь, умыв ноги ученикам, дал им образ любви и исполнения Его заповедей, что является условием принятия Духа Истины (Ин. 14, 15-17). Если нет любви ко Христу и между собой и если не исполняются Его заповеди, одна из которых: идите, научите все народы (Мф. 28, 19), то Истина, Которая и есть Сам Христос (Ин. 14, 6), будет бесконечно далека от нас.
Как можно "научить народы", ни слова не говоря о любви Христовой и обличая во лжи большинство братьев (даже если с ними нет евхаристического общения)? Почему сама Церковь не может адекватно реагировать на проявления социальной активности общества, направленные не только и не столько на построение "Царствия Божия на земле", как на диалог с Церковью, на понимание ее позиции в отношении тех или иных вопросов современности? К какой ереси автор отнес бы, например, Миланский эдикт о веротерпимости, давший христианству возможность для открытой проповеди и обращения ко Христу небывалого количества граждан империи? К какой ереси был бы причислен Апостол Петр, обратившийся к иудеям, распявшим Христа, со словами: Впрочем я знаю, братия, что вы, как и начальники ваши, сделали это по неведению (Деян. 3, 17), и тем самым давший возможность множеству иудеев раскаяться и стать членами первой христианской общины?
Еврейскому вопросу уделено в книге особое внимание: в который раз мы уже слышим о "русско-еврейской революции", причем ничего принципиально нового в эту тему автор не вносит, лишь с известной циничностью опять "переводя все стрелки" на "жидо-масонский заговор". "Если, - пишет В. Мосс, - мы обратимся к философским основаниям революции, мы обнаружим, что с ними неразрывно переплетен все тот же еврейский элемент"5. Речь идет о стремлении к земле обетованной, избранном народе и мессианстве, которое автор совершенно необоснованно пытается увязать с социальной революцией. Далее Мосс пишет о хилиазме как "одной из раннехристианских ересей (с весьма сильным, как можно видеть, иудейским колоритом)"6. Совсем недавно издательство "Алетейя" выпустило богословски малограмотную книгу, где хилиазм яростно догматизируется7. Как понимать издателей? Либо они стоят на перепутье, пытаясь учуять, в какую сторону ветер дует, либо выполняют заказ тех, кому чем-либо обязаны, либо просто не хотят или не имеют возможности квалифицированно оценить предлагаемый богословско-исторический материал.
Как можно публиковать так называемую историю Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви, где преднамеренно выбраны только те архивные материалы, которые прямо или косвенно могут свидетельствовать о видимых уступках церковных иерархов светским властям или о возможной их лжи (не разбирая характера и назначения этих документов в аспекте нависшей угрозы для самого существования Церкви)? Даже не рассматривая по существу эти специально подобранные документы, следует предположить наличие необъективности, тенденциозности, а значит, ненаучности и нецерковности в исследовании автора книги. Автор, будучи сам вне контекста событий в России, судит всех и вся: "Сергий (будущий Святейший Патриарх. - Прим. авт.) и его приспешники спасли своей ложью (декларацией. - Прим. авт.) только самих себя. Но подобное спасение может быть только спасением для огня геенского"8. Так в тексте книги появляется еще одна - сергианская ересь, чтобы дополнить и без того обширную картину ересей, в которых обвиняется Московская Патриархия и персонально Святейший Патриарх Алексий II, который, по словам автора, "разрушает Церковь Живаго Бога"9. Ужасающий тон бросаемых обвинений иногда невольно заставляет задуматься о вменяемости автора и редактора, чей тон местами даже затмевает авторский. Редактор, например, комментируя пророчество преподобного Серафима Саровского о том, что в Дивееве до самого Второго Пришествия Христова будет совершаться Литургия, пишет, что это пророчество не исполнилось, так как "после разгона обители в 1927 году богослужений там долгое время не было, а ныне, когда обитель передана Московской Патриархии, там совершается не Литургия, а еретическое приношение" (курсив мой. - Прим. авт.).
Интерпретация истории Церкви в Греции, на Балканах, в Румынии, Финляндии и других европейских странах в главном не отличается особым разнообразием - это всегда история противостояния властям, официальным церковным структурам, особой позиции в календарном вопросе и так далее, то есть все то, что, по замыслу автора, должно подвести к единственному выводу об истинности только тех церковных сообществ, которые, уйдя в подполье, не вступили ни в какие отношения ни с безбожными властями, ни с "еретическими" официальными Церквами.
Концепция катакомбной церкви, начавшейся в России, подводится автором под представление о нелегальном положении христиан в римскую эпоху и эпоху иконоборчества. Однако следует обратить внимание и на существенные отличия этих представлений. В эпоху гонений вплоть до Миланского эдикта Церковь практически не знала иной возможности существования, кроме подполья или полуподполья, а во времена иконоборчества поддержку властей и официальный статус получили еретики, попиравшие святые иконы. В советское время целью создания катакомб могло быть желание подготовить полный уход в подполье, если власти доведут свой замысел об уничтожении официальной Церкви до конца. Но этому не суждено было сбыться, тогда и возник вопрос: как быть катакомбным общинам? Часть из них воссоединились с Церковью, но многие предпочли сохранить свой статус, считая только себя подлинной "Тихоновской Церковью". Заметим, что ничего подобного не произошло ни после Миланского эдикта, ни после победы над иконоборчеством, когда возобновилась возможность открытой проповеди. Можно предположить наличие особых тайных мотивов у некоторых закрытых околоцерковных сообществ, для того чтобы считать именно себя "истинной церковью", всегда оставаясь в тени и одновременно высказываясь только негативно по отношению к той Церкви, которая всегда на виду со всеми возможными своими человеческими недостатками и достоинствами. Но важна именно открытость этой Церкви миру для проповеди и свидетельства тех святых и праведников, которые по-настоящему образуют истинную Церковь Христову.
В заключение хочется, во-первых, еще раз обратить внимание издателей на то, что никакого перепутья у Церкви нет и быть не может, а есть только путь и истина и жизнь (Ин. 14, 6), во-вторых, - пожелать им скорее пройти свое перепутье, решив, как и с кем нужно сотрудничать для получения квалифицированной церковной оценки предлагаемых к публикации богословско-исторических трудов.Ю. ГЕОРГИЕВ
