Журнал Московской Патриархии 02-2003

ЖУРНАЛ МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ

02-2003

БИБЛИОГРАФИЯ

Новые книги об имяславии

Имяславие: антология.
М.: Изд-во "Факториал Пресс", 2002. 544 с.

       История Русской Православной Церкви ХХ столетия еще не написана, несмотря на существование работ, более или менее удачно описывающих последовательность исторических событий, отстоящих от нас во времени еще недостаточно далеко, чтобы претендовать на объективность их оценки. Наиболее ценным сейчас представляется кропотливое и настойчивое собирание ее разрозненных фрагментов, соединение их в единое целое, с тем чтобы последующий летописец и хронист мог бы уловить и связи между ними, и целостность сюжетов вне попытки совершить над ними насилие любого рода - от идеологически-ангажированного до лично-пристрастного.
       Антология имяславия, подготовленная подвижническими усилиями ее составителей С. М. Половинкина и Е. С. Полищука и автора послесловия А. Н. Паршина, выпущенная в конце 2002 года издательством "Факториал Пресс", являет собой удачный пример такого кропотливого и настойчивого собирания. Отметим здесь, что и имяславие как исторический феномен, и философия имени как философское и богословское осмысление его оснований уже добрый десяток лет являются объектом неослабевающего исследовательского интереса. Достаточно вспомнить посвященные имяславию выпуски журнала "Начала" - интеллектуального бестселлера середины 1990-х годов, переиздания трудов А. Ф. Лосева¹ и С. Н. Булгакова² по философии имени и публикации последних лет³ . Сборник "Имяславие: Антология" достойно продолжает этот ряд и естественно заполняет лакуну, наличие которой очевидно, если попытаться рассмотреть этот ряд как целостное явление.
       Дело в том, что практически все предыдущие публикации (если не считать подборок статей и текстов, вышедших в свое время в "Началах") позволяют читателю судить об имяславии либо как об историко-культурном феномене, плотно включенном в литературный, философский и иной контекст той эпохи (например, как о необходимом этапе создания философии имени), либо как о предмете сугубо богословских споров, либо как о поводе для ожесточенных филиппик по адресу российских властей, попирающих права и свободы.
       Само же имяславие - не как "философская предпосылка", а как феномен церковной истории, которая является одновременно и историей событий, и историей идей, и одновременно историей их богословской рефлексии, - фактически ускользало от анализа или неявно становилось предметом оценочного суждения: за или против. Грамотная и целостная публикация в "Антологии" основных программных документов как имяславцев, так и имяборцев - сюда без всякого разделения на pro и contra вошли републикации "Апологии веры во Имя Божие и во Имя Иисус" иеросхимонаха Антония Булатовича, начальные установочные главы книги "На горах Кавказа" схимонаха Илариона, "История Афонской смуты" Е. Выходцева, написанная с позиции явной симпатии по отношению к монахам-имяславцам, и вместе с тем тексты архиепископа Никона (Рождественского): "Великое искушение около святейшего имени Божия и плоды его", "Листки против имебожной ереси, изданные на Афоне" и "Горькие плоды великого искушения около имени Божия", а также подборка цитат "Мысли отцов Церкви о Имени Божием", составленная иноком Павлом (Кусмарцевым) и "Хроника Афонского дела" С. М. Половинкина⁴ , - позволяет восстановить не только границы и горизонт полемики между имяславцами и имяборцами, но и прояснить ее сущность.
       "Хроника Афонского дела", уже отчасти публиковавшаяся в "Началах" и заново выверенная и дополненная для этого издания, позволяет реконструировать ход событий с высокой степенью достоверности. История имяславского движения действительно началась с "бесед двух старцев-пустынников": старца Десидерия с его учеником - будущим схимонахом Иларионом. Именно учителю, а не ученику принадлежала мысль, записанная отцом Иларионом и опубликованная в знаменитой книге "На горах Кавказа. Беседа двух старцев-пустынников о внутреннем единении со Господом наших сердец чрез молитву Иисус Христову, или духовная деятельность современных пустынников. Духовное богословие или же внутреннее любомудрие" (таково полное название этого сочинения, опубликованного в далеком 1907 году): "Прежде всего нужно утвердить в себе ту непреложную истину, согласную как с Божественным откровением, так и со здравыми понятиями разума, что в имени Божием присутствует Сам Бог всем Своим существом и (всеми) Своими бесконечными свойствами" (с. 210) - тезис, несколькими годами позже поднятый на щит афонскими монахами-имяславцами. Правда, в первоисточнике далее следует оговорка: "Конечно, это нужно разуметь духовно, - сердцем просвещенным, а не тем плотским разумом, который, незаконно вторгаясь в духовную область, желает тесно осязать духовные предметы".
       Иными словами, уже с самого начала задается область дальнейшей полемики, и впоследствии сторонники почитания имени Божия будут вести речь о духовной сфере, об области мистического откровения, а не его рациональной интерпретации. Отсюда ярко проявившийся во времена "Афонской смуты" антиинтеллектуализм монахов-имяславцев: сторонниками имяславия (как церковно-исторического феномена, а не его позднейшей философски-богословской интерпретации) выступали так называемые монахи-простецы⁵ , то есть люди, апеллировавшие в основном к своему собственному религиозному опыту, к мистическому чувству, а не к церковной учености [даже основного идеолога исторического имяславия иеросхимонаха Антония (Булатовича) едва ли можно назвать интеллектуалом], тогда как их оппонентами выступили люди куда более образованные. Сам язык и стиль повествования противников имяславия, если судить по помещенным в сборник текстам, существенно отличается от простого, насыщенного и экспрессивного языка его сторонников.
       Однако дело было далеко не только в стилистике, скорее - в различии принципиальных изначальных установок и позиций, которые, судя по всему, и предопределили все последующее: и блокаду Афона, и вмешательство властей, и брандспойты, которыми загоняли монахов на пароход "Херсон", и дебаты о церковно-юридическом статусе монахов-имяславцев. Уже на материале самых первых реплик в защиту и опровержение имяславия видно, что речь шла о проблеме онтологического статуса имени, а значит, о возможности ощутить мистически и осмыслить рационально условия и возможности связи человека с Богом как беседы, как диалога.
       Иеросхимонах Антоний (Булатович): "Всякая беседа одного человека с другим зависит от некоей руководящей мысли, которая побуждает меня обратиться к этому человеку и которая заставляет меня говорить ему то, а не другое. Нетрудно доказать, что эта руководящая мысль есть имя (здесь и далее курсив А. Булатовича. - А. Р.) собеседника и есть также сознание некиих своих собственных свойств, то есть некоего своего имени. Так, человек сознает себя больным и идет к врачу; следовательно, для того, чтобы обратиться к врачу, что же должен вообразить человек в своем уме, как не два имени: свое имя - больной и имя другого - врач, необходимое условие словесного общения между людьми есть ведение взаимных свойств людей... и есть истинное именование человека. <...> Такова и есть наша молитвенная беседа с Богом". (Апология веры. С. 53, 54)
       Архиепископ Никон: "Что такое имя вообще? <...> Имя есть условное слово, более или менее соответствующее тому пред- мету, о коем мы хотим мыслить; это есть необходимый для нашего ума условный знак, облекаемый нами в звуки (слово), в буквы (письмо) или же только умопредставляемый, отвлеченно, субъективно мыслимый, но реально вне нашего ума не существующий образ (идея). Без такого знака наш ум был бы не в состоянии приблизить к своему пониманию тот предмет, какой мы разумеем под тем или иным именем. <...> Обычно имя указует нам какие-либо свойства предмета, приближаемого к нашему мышлению, но повторяю: реально - ни духовно, ни материально имя само по себе не существует", и отсюда: "...при соединении двух сейчас рассмотренных нами слов "имя" и "Бог" в одно предложение, в одну мысль, как это видим мы в новом догмате, является явное противоречие одного понятия другому <...> для нас имя Божие есть только слабая тень одного из свойств или состояний Божиих, отмеченная в нашем слове или мышлении" (Великое искушение около святейшего имени Божия. С. 357, 359).
       Действительно, уже на этом этапе полемики разница в интерпретации понятия имя у имяславцев и имяборцев была очевидной. Как следует из приведенных выше цитат, в первом случае речь идет об имени как совокупности сущностных характеристик, на языке греческого богословия - энергий, которые являют сущность вовне в том случае, когда сущность-ессенция этого объекта невыразима ни в каком слове и недоступна ни для какого ума⁶ , и именно поэтому возможно любое общение и любой диалог. Во втором же случае проблема именования в принципе не связана с коммуникативным контекстом; имя есть лишь совокупность условных знаков, а практика умной молитвы скорее препятствует, нежели способствует ее догматическому осмыслению.
       С точки зрения традиционной богословской учености XIX столетия проблема имени вряд ли могла быть разрешена вообще - и история афонских споров это прекрасно показывает. С догматической точки зрения историческое имяславие было очень уязвимо. Его критики без труда находили и противоречия в аргументации, и недостаточную текстологическую аргументированность основных тезисов, вплоть до контаминации цитат из Священного Писания и Предания [в наибольшей степени такими контаминациями изобилуют сочинения Антония (Булатовича)]⁷ . Однако любопытно, что именно горячая вера неученых монахов дала начало двум важным явлениям, каждое из которых сыграло свою роль в культуре века двадцатого. Одно из них - благоговейное отношение к проблеме имени, о чем сказано и написано уже немало и потому здесь нет смысла повторяться. Другое же - практика "неагрессивного стояния в вере", вызывающая невольное уважение осознанностью трагического исхода и его смиренным приятием⁸ .

ПРИМЕЧАНИЯ

       ¹ Первое переиздание "Философии имени" А. Ф. Лосева относится к 1991 году - в серии приложений к журналу "Вопросы философии"; важным дополнением к нему следует считать сборник "Имя" (сост. и общ. ред. А. А. Тахо-Годи, авторы статей Л. А. Гоготишвили и В. П. Троицкий).
       ² В 1997-1998 годах "Философия имени" С. Н. Булгакова вышла сразу в трех различных издательствах, однако только переиздание в "Трудах по социологии и теологии" с предисловием и комментарием И. Б. Роднянской выполнено на академическом уровне; два других издания (в издательстве "КАиР" и петербургской "Алетейе") являются простым воспроизведением первой, 1953 года парижской публикации.
       ³ "Забытые страницы русского имяславия" (сост. А. М. Хитров, О. Л. Соломина, "Паломник", 2001) и фундаментальное двухтомное исследование епископа Илариона (Алфеева) "Священная тайна Церкви. Введение в историю и проблематику имяславских споров" (Т. I, II, СПб., 2002), снабженное обширными приложениями - публикацией архивных документов, связанных с непосредственной историей имяславия как явления церковной истории: "Архива об имябожниках" в канцелярии обер-прокурора Святейшего Синода (1913-1916), "О жизни и деятельности имябожника схимонаха Илариона" (1914- 1916) и переписки между митрополитом Сергием (Страгородским) и митрополитом Вениамином (Федченковым). Этой обширной работе непосредственно предшествовали публикации в периодике, см., напр.: Иларион (Алфеев), игумен. Имя Божие и молитва Иисусова в молитвенной практике и аскетической традиции восточного христианства; Димитрий Лескин, священник. Отражение имяславских споров в частной переписке участников "Новоселовского кружка" // Церковь и время. № 4 (17), 2001, а также публикацию доклада Владыки Вениамина (Федченкова) митрополиту Сергию (Страгородскому) и ответ на него в том же номере журнала.
       ⁴ Книга практически безупречна и с полиграфической точки зрения (твердый переплет, высокое качество бумаги и печати).
       ⁵ В связи с этим чрезвычайно примечательна реакция на имяславские споры одного из величайших святых ХХ столетия, подвизавшегося на Афоне по странному стечению судеб в то же самое время, когда происходила "история афонской смуты", и сумевшего выразить наиболее полно и точно основные интуиции Иисусовой молитвы, - преподобного Силуана Афонского. "Споры об имени Божием совпали с тем периодом духовной жизни старца, когда он пребывал в усиленной борьбе со всякими проявлениями в нем страстей тщеславия и гордости. Нося в сердце своем сладчайшее имя Христа постоянно, так как молитва Иисусова никогда не прекращала в нем своего действия, он, однако, удалялся от всякого спора о природе этого имени. Он знал, что через молитву Иисусову приходит в сердце благодать Святого Духа, что призывание Божественного имени Иисуса освящает всего человека, попаляя в нем страсти, но от догматической интерпретации переживаемого им опыта он уклонялся, боясь "ошибиться в мысленном рассуждении". Таких ошибок было сделано немало и той и другой стороной..." Цит. по: "Хроника Афонского дела". С. 494. К тому же моменту истории имяславия относится реплика из совершенно другой сферы (из письма кн. Е. Н. Трубецкого М. К. Морозовой от сентября 1913 года): "Брат мой Гриша был у меня и много рассказал такого, что заставляет очень осторожно относиться к материалу, который мы получили. С обеих сторон (то есть имяславской и имяборческой. - А. Р.) масса вранья. Надо сказать, что если с имяславцами было поступлено гнусно, то и их поведение было ниже всякой критики..." (Там же. С. 493).
       ⁶ Выступая и как Мрак, и как Свет, Бог есть и "безымянное", и "достойное любого имени", но "безымянность" Его особого рода: "безымянным почитают Его по той причине, что само Богоначалие в одном из таинственных видений символического богоявления, порицая вопросившего у него: "Каково твое имя", ответило следующее, словно отлучая себя от всякого познания: "Ну что ты спрашиваешь меня об имени моем? Оно ведь странно". "В самом деле, - пишет Дионисий, - не странно ли имя, которое превыше всякого имени, безымянности, которая превосходит все, именуемое именем как в этом мире, так и в будущем?" (Псевдо-Дионисий Ареопагит. О Божественных именах // Мистическое богословие. Киев, 1991, С. 20) Это, скорее, не без-имянность, а сверх-имянность, над-имянность. Бог, трансцендентная причина и начало всего сущего, присутствует в мире не существом Своим, но в Своем Промысле, в Своих силах и энергиях, и именно в этом Своем самооткровении миру Бог познаваем и постижим. Бог как бы "исходит из Себя", постоянно переходя в мир, однако в то же время остается неподвижным и неизменным.
       ⁷ К недостаткам публикации следует отнести практически полное отсутствие комментария; кроме того, было бы логичнее, если бы тексты, отобранные для републикации в онтологии, были бы размещены в пространстве тома в соответствии с той последовательностью событий, которая отражена в "Хронике Афонского дела"; текст "На горах Кавказа", помещенный после "Апологии веры", производит несколько странное впечатление.
       ⁸ "Хроника Афонского дела": "У имяславцев, как бы по закону божьему, к советской власти близко подходить нельзя. Деньги советские брать нельзя - это, значится, как антихриста. В киперации ничего покупать нельзя, потому что там тоже антихристы... Как разговор, так они супротив власти, да супротив власти, да на коммунистов, да на Ленина". Допрос иеромонаха Григория (Мамченко): "...как ты относишься к советской власти? - Как к власти антихристовой. - Мамченко, неужели ты веришь, что Николай II с его Гришкой Распутиным, со всероссийской проституткой Вырубовой, с его чудовищной сворой душителей, палачей, разбойников - был помазанником божьим?.. Значит, ты за возвращение царской власти? - Само собой разумеется" (С. 516). Финал, разумеется, был очевиден: "У моря всех погрузили на баржи, везли в невыносимой тесноте, как негров во времена работорговли. Монахи плыли и пели молитвы" (Там же. С. 517).

А. РЕЗНИЧЕНКО,
кандидат философских наук,
преподаватель РГГУ