|
ЖУРНАЛ МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ
| 05-2005 |
ЦЕРКОВНАЯ ЖИЗНЬ
К юбилею Великой Победы
Вера и патриотизм в годы
Великой Отечественной войны
Начавшаяся Великая Отечественная война кардинально изменила уже сложившийся уклад жизни в Советском Союзе, что повлекло за собой и изменение положения Русской Православной Церкви, которое к тому времени с полным правом можно было назвать катастрофичным.
К 1939 году организационная структура Церкви была практически разгромлена. Управления епархиями почти не существовало. Из 78 тысяч храмов и часовен, действовавших в Российской Империи до начала революционных событий, в тот период по приблизительным подсчетам осталось от 121 до 350–400 храмов. Продолжали активную деятельность лишь четыре архиерея: митрополит Московский Сергий (Страгородский), митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), архиепископ Петергофский Николай (Ярушевич), архиепископ Дмитровский Сергий (Воскресенский). Около десяти архиереев находились на покое или были настоятелями в храмах. Количество священников в то время подсчитать из-за отсутствия каких-либо сведений очень трудно.
Однако с уничтожением большей части храмов и духовенства не исчезла вера в Бога у огромного количества людей в СССР. Об этом наглядно говорят результаты переписи 1937 года, по которой 56,7 процентов граждан объявили себя верующими. Результат Великой Отечественной войны во многом был определен именно этим. Но патриотическая позиция верующих людей в предвоенный период не казалась очевидной, слишком много горя и крови принесла Церкви советская власть.
Учитывая сложившуюся обстановку, фашистская Германия рассчитывала использовать религиозный фактор в своих целях. Основной расчет делался на поддержку религиозного движения как потенциально враждебного советской власти, а также на использование церковных организаций для помощи оккупационным административным структурам. В частности, А. Розенберг, бывший министром оккупированных территорий СССР, заявлял на Нюрнбергском процессе, что немецкая армия на оккупированной территории даровала свободу богослужений, а сам Розенберг издал указ «о свободе церкви» в декабре 1941 года. Существуют документы, которые говорят о том, что в 1942 году фашистами планировалось проведение Поместного Собора, на котором был бы избран Патриарх. Была даже подобрана кандидатура – Патриархом должен был стать митрополит Берлинский Серафим (Лядэ) из Русской Православной Церкви Заграницей, который был лоялен фашистскому режиму.
Однако, учитывая антихристианский характер германского национал-социализма и патриотическую позицию Русской Православной Церкви, последовательность подобной религиозной политики на оккупированных территориях немцам сохранить не удалось. Уже в 1942 году в письме А. Розенберга рейхскомиссарам оккупированных территорий рекомендовалось ограничить активность религиозных организаций и проявить особую осторожность в отношении Русской Православной Церкви как «носительницы враждебной Германии русской национальной идеи». Гиммлер же вообще полагал, что Русскую Церковь необходимо дезорганизовать и впоследствии ликвидировать.
Важно отметить, что и в политике советской власти по отношению к религии уже со второй половины 1930-х годов можно заметить некоторые изменения. Эти изменения связаны, на наш взгляд, с постепенной глубинной переоценкой правящим режимом места России в мире и в истории. Да и сам режим за этот период в результате так называемых чисток, претерпел значительные изменения. Явно прослеживается и смена правящей элитной группы. Поворот к патриотическому мировоззрению выразился в восстановлении офицерского корпуса (22 сентября 1935 года) и казачества (20 апреля 1936 года). Были «реабилитированы» многие исторические деятели, в результате чего на экранах появились фильмы «Петр I» (1937), «Минин и Пожарский» (1939), «Суворов» (1940). Уже в 1938 году страна услышала в фильме о святом благоверном князе Александре Невском завораживающую мелодию Сергея Прокофьева с призывом «Вставайте, люди русские». Но в то же время репрессивная машина, набиравшая обороты с первых лет советской власти, продолжала действовать по-прежнему.
Патриотическая позиция Русской Православной Церкви четко определилась с первого дня войны, в то время как государственное и партийное руководство страны тогда пребывало в растерянности. В послании Местоблюстителя патриаршего престола митрополита Сергия от 22 июня 1941 года был удивительно точно поставлен акцент на «защите священных границ нашей родины», на которую напали «жалкие потомки врагов православного христианства». Осознавая, что после антирелигиозного террора у значительной части священства и верующих может возникнуть соблазн «возможной выгоды» сотрудничества с оккупационными властями, митрополит Сергий назвал подобную деятельность «прямой изменой родине и пастырскому долгу». Интересно, что в послании не был упомянут СССР (страна была названа Россией) и ничего не говорилось о советском правительстве. Это послание было распространено по всем приходам страны и читалось за богослужениями.
С такими патриотическими посланиями вскоре выступили и остальные иерархи Церкви. Большое значение имела проповедь митрополита Алексия (Симанского) в Богоявленском кафедральном соборе Москвы, в которой он, вспомнив победы времен Димитрия Донского, святого Александра Невского и Отечественной войны 1812 года, обосновал патриотизм глубокой верой в помощь Божию правому делу. Составлялись послания и для населения оккупированных фашистами территорий. В одном из них, в январе 1942 года, митрополит Сергий призывал людей помнить о том, что они русские, что необходимо помогать партизанскому движению и опасаться становиться предателями родины. «Пусть ваши местные партизаны будут для вас не только примером, но и предметом непрестанного попечения. Помните, что всякая услуга, оказанная партизанам, есть заслуга перед родиной и лишний шаг к нашему собственному освобождению из фашистского плена». Всего за годы войны Священноначалие Русской Православной Церкви обращалось к верующим с посланиями двадцать четыре раза, чутко реагируя на основные события войны.
Большое значение имела богослужебная деятельность руководства Церкви. 26 июня 1941 года в Богоявленском кафедральном соборе митрополитом Сергием был совершен молебен «в нашествии супостатов, певаемый в Русской Православной Церкви в дни Отечественной войны», который «прошел при исключительно большом стечении народа как внутри, так и вокруг храма». Митрополит Ленинградский и Ладожский Алексий (Симанский) постоянно, даже в самую страшную блокадную зиму 1941–1942 годов, совершал богослужения не только в Никольском кафедральном соборе, но и в остальных церквах города.
Такие богослужения проходили при переполненных храмах, давая прихожанам утешение и духовную поддержку. В самый разгар Сталинградской битвы в ноябре 1942 года митрополит Николай (Ярушевич) под Сталинградом, на берегу Волги, совершил молебен перед Казанским образом Божией Матери, а митрополит Сергий, находившийся тогда в Ульяновске, 19 января 1943 года возглавил крестный ход, во время которого он молился о победе русского воинства в Сталинградском сражении. Подобная бескомпромиссная позиция Церкви имела громадное значение для миллионов православных христиан, сражавшихся на фронтах, в партизанских отрядах или трудящихся в тылу. Она поддерживала веру в неминуемую окончательную победу над врагом, формировала высокие патриотические чувства, создавала нравственные условия победы.
Не случайно уже в первых словах обращения Сталина к народу 3 июля 1941 года – «Дорогие соотечественники! Братья и сестры!» можно отметить влияние тона, заданного Русской Церковью. Еще одним небольшим штрихом, подтверждающим это наблюдение, является вышедший в разгар войны фильм «Секретарь райкома». Здесь священник активно помогает антифашистам, а народ призывается на борьбу с врагами отечества набатным колоколом.
Патриотическая деятельность Священноначалия Русской Православной Церкви не принесла бы значительных результатов, если бы ее не поддержали простое духовенство и народ. То, что подобная деятельность встречала широкую поддержку, констатировали даже враги России. В «Донесении из оккупированных восточных областей» от 7 мая 1943 года говорилось: «Советская пропаганда сумела ловко использовать религиозные чувства населения в своих целях. Церкви и массы все в большей степени получают поощрения. Как стало известно из Москвы, наплыв жителей в церкви в пасхальные дни был значительным. Этот факт пропагандистски весьма сильно используется и находит распространение прежде всего у союзников».
Действительно, сотни священнослужителей, подавляющее большинство которых побывали в лагерях и ссылках, шли в ряды действующей армии. Так, будущий Патриарх Московский и всея Руси Пимен (Извеков, † 1990) начал свой боевой путь заместителем командира роты. Архимандрит Алипий (Воронов, † 1975), наместник Псково-Печерского монастыря в 1950– 1960 годы, фактически прошел всю войну, участвовал в битве за Москву, был несколько раз ранен. Будущий митрополит Алексий (Коноплев, † 1988) сражался на фронтах Великой Отечественной войны в качестве пулеметчика, а протоиерей Борис Васильев, будучи до войны диаконом кафедрального собора Костромы, командовал взводом разведки и закончил войну в должности заместителя начальника полковой разведки. Можно еще долго продолжать этот список.
Появление в уже упоминавшемся фильме «Секретарь райкома» священника не было просто удачным ходом советской пропаганды. Действительно, на оккупированных территориях священнослужители активно участвовали в антифашистском движении, а иногда являлись единственным связующим звеном между местным населением и партизанами. Так, с 1941 по 1943 год протоиерей Калужской епархии Викторин Зарецкий оказывал помощь Людиновскому подполью и местному партизанскому отряду, который возглавлял В. И. Золотухин. Священник сообщал в отряд сведения о готовящихся карательных операциях против партизан и их семей, о засылаемых в партизанский отряд агентах, о наличии и передислокации на территории Людиновского района (ныне Калужская область) немецких подразделений, о мероприятиях по угону людей в Германию и их сроках. Помогала получать подобную конфиденциальную информацию его дочь – семнадцатилетняя Нина Зарецкая, знавшая немецкий язык и работавшая в полиции переводчицей. Богослужения, совершаемые отцом Викторином в храме города Людинова, отличались особой молитвенностью и духовной проникновенностью. В своих проповедях он напоминал прихожанам, что власть оккупантов не от Бога, что не должно мириться с игом захватчиков, посягнувших на Святую Русскую землю. Кроме того, отец Викторин помогал продуктами семьям партизан и всем, кто нуждался в помощи в это тяжелое время. Священник стал свидетелем освобождения своего района от фашистских захватчиков, но до победы в войне ему дожить не удалось. Подорвав здоровье в результате длительного физического и нервного перенапряжения в период оккупации, он умер в августе 1944 года.
Можно вспомнить священника Курской епархии Говорова, который укрывал у себя бежавших из плена летчиков и помог им перебраться через линию фронта. Белорусский священник Александр Романушко лично участвовал в партизанских боевых и разведывательных операциях. Особенно примечателен его героический поступок, когда он, будучи приглашен для отпевания погибшего полицая, при большом скоплении народа публично предал его за измену родине анафеме и призвал всех присутствующих обратить свое оружие против фашистов.
За содействие партизанскому движению только в Полесской епархии Белоруссии фашистами было расстреляно до 55 процентов священнослужителей.
Можно привести еще множество подобных примеров, так как они носили массовый характер.
Одним из самых важных направлений патриотического служения верующих в период войны являлся сбор средств для армии. Уже с первых месяцев войны практически все православные приходы стихийно начали собирать пожертвования в созданный фонд обороны. Вдохновляемые примером своих героических предков, верующие приносили деньги и облигации, изделия и лом драгоценных и цветных металлов, вещи, обувь, полотно, шерсть и многое другое. К лету 1945 года общая сумма только денежных взносов на эти цели, по неполным данным, составила более 300 миллионов рублей. Средства для победы над фашистами собирались даже на оккупированной территории, что было сопряжено с настоящим героизмом. Примером этого может быть подвиг священника с Псковщины Федора Пузанова, который под носом у фашистов сумел собрать пожертвования на сумму около 500 тысяч рублей и передать их на «большую землю». Особо следует отметить постройку на церковные средства танковой колонны из сорока танков Т–34 «Димитрий Донской» и эскадрильи «Александр Невский».
Верующие, священнослужители и монашествующие активно трудились в госпиталях, осуществляя служение делу милосердия. Так, в Калуге, епископ Питирим (Свиридов, † 1963) принял на попечение военный госпиталь, собрав на эти цели 50 тысяч рублей. Киевский Покровский монастырь исключительно своими силами организовал и обслуживал госпиталь, такое же служение осуществлял и Одесский Михайловский монастырь. В годы войны в должности главного хирурга Красноярского госпиталя трудился святитель Лука (Войно-Ясенецкий, † 1961), благодаря которому сотни раненых воинов сохранили жизнь и здоровье.
Значительность религиозного фактора в годы Великой Отечественной войны подтверждается массовым обращением или возвращением к вере партизан, солдат и офицеров, в том числе и старшего командного состава. Свидетельства очевидцев говорят о религиозности начальника Генерального штаба Б. М. Шапошникова, маршалов А. М. Василевского, Ф. И. Толбухина, Л. А. Говорова, В. Н. Чуйкова, Г. К. Жукова. В одном из донесений о праздновании Пасхи в 1944 году в Москве и Подмосковье говорилось: «Почти во всех церквах города... были военные офицерского и рядового состава... В области были также посещения церквей офицерским и рядовым составом...» В другом отчете за 1944 год, уже в Марийской ССР, отмечалось, что «церковь посещает даже командный состав воинских частей». Подобная информация шла со всей страны. Значительный подъем религиозности отмечался и среди мирного населения.
Почему верующие, за исключением незначительной части в СССР и в среде русской эмиграции, не поддались искушению рассчитаться с советской властью? Ведь раздавались и раздаются голоса, что подобная позиция объективно способствовала укреплению сталинского режима. Но истинный патриотизм не отождествляет отечество с временными политическими режимами. Для него, по словам святого праведного Иоанна Кронштадтского, отечество земное неразрывно связано со святым Отечеством Небесным, а значит, любовь к родине и подвиг ради нее неотделимы от деятельной любви к Святому Престолу Божию.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Цыпин Владислав, протоиерей. История Русской Православной Церкви. 1917–1990. М., 1994.
2. Алексеев В. А. Иллюзии и догмы. М., 1991.
3. Поспеловский Д. В. Русская Православная Церковь в XX веке. М., 1995.
4. Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. М., 1999.
5. Кожинов В. Россия, век 20-й. 1901–1939. М., 2001.
6. Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви. 1917–1945. Париж, 1977 (Репринт. М., 1996).
7. Васильева О. Ю. Русская Православная Церковь в 1927–1943 годах // Вопросы истории. 1994. № 4.Протоиерей Андрей Безбородов,
преподаватель Калужской Духовной семинарии