 |
ЖУРНАЛ МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ
| 02-2006 |
ЦЕРКОВНАЯ ИСТОРИЯ
История Уссурийского Свято-Троицкого
Николаевского мужского монастыря
В начале XX века Уссурийский мужской монастырь на Дальнем Востоке был широко известен в России наряду с другими знаменитыми русскими обителями. Созданный в самом конце XIX столетия монастырь стал крупным духовно-просветительским центром для всего этого края, а образцовое монастырское хозяйство служило для всех примером. Монастырь развивался в духе традиций валаамского монашества. Он осуществлял широкую миссионерскую деятельность и был открыт для общества. Хозяйственная деятельность братии гармонично сочеталась с внутренним строем монастырской жизни, не мешая аскетическим устремлениям насельников.
Открытие обители
До конца XIX века Камчатская епархия, охватывавшая тогда весь Дальний Восток России, не имела своего монастыря. Его открытие стало общим делом православных людей из разных сословий. Непосредственным инициатором начала строительства стал Сергей Михайлович Духовской, назначенный в 1893 году Приамурским генерал-губернатором и получивший личное разрешение императора Александра III устроить на Дальнем Востоке первый монастырь [1, с. 8]. Известно и о замысле святителя Иннокентия (Вениаминова) создать монастырь на Амуре в пору, когда он находился на Благовещенской кафедре. Среди известных лиц, поддержавших идею о дальневосточном монастыре, были также обер-прокурор К. П. Победоносцев и митрополит Санкт-Петербургский Палладий (Раев, † 1898). Правящий архиерей Камчатской епархии епископ Макарий (Дарский, † 1897) получил от Святейшего Синода указание руководить устроением нового монастыря.
Но двинулось дело строительства обители только тогда, когда нашелся первостроитель-подвижник. Промыслом Божиим выбор пал на монаха Алексия (Александра Захарьевича Осколкова), двоюродного брата губернатора С. М. Духовского [1, с. 21]. Думается, причиной выбора его кандидатуры была не столько родственная близость к генерал-губернатору, сколько готовность отца Алексия «к горячему миссионерству» [13, л. 2 об.]. Поэтому отца Алексия рукоположили во иеромонаха с целью «быть благовестником слова Божия в отдаленном крае» [13, л. 2]. |
| Основатель монастыря схиигумен Алексий (Осколков) |
Главной задачей первого этапа строительства (1893–1895 годы) стал выбор места для обители. Поиск места начался в Хабаровске, и уже в октябре 1893 года был выбран участок на одной из проток Амура при Петропавловском озере.
Однако дело с открытием монастыря затянулось. Наряду с теми, кто поддерживал идею открытия монастыря, были и сомневавшиеся. Первые шесть месяцев 1894 года ушли на согласование всех вопросов по строительству обители. Отцу Алексию приходилось лично продвигать имущественные и земельные вопросы в столичных ведомствах, заручаясь поддержкой разных влиятельных лиц. Наконец Святейший Синод 26 октября – 1 ноября 1894 года постановил учредить в пределах Камчатской епархии мужской монастырь под Хабаровском, вблизи Петропавловского озера. Монастырь получил статус епархиального и нештатного. Ему разрешалось иметь такое число братии, «какое обитель в состоянии будет содержать на свои средства». Цель обители определялась так: «Религиозно-просветительская деятельность в отдаленной Приамурской области и духовно-нравственное воздействие на ее население, где значительную часть составляют инородцы и иноверцы» [13, л. 96].
Однако на Петропавловском озере монастырь так и не начали строить. После повторного осмотра комиссия признала этот участок малопригодным по качеству земли и затопляемости, а также из-за возможных конфликтов с местными жителями из-за рыбной ловли. В июне 1895 года отец Алексий убедил администрацию губернии начать поиск другого места в Южно-Уссурийском крае.
Новое место для монастыря было найдено в двадцати верстах от железнодорожной станции Шмаковка в Южно-Уссурийском крае. В пользу нового участка говорили лучшее качество земли, близость к путям сообщений, живописная природа. Но официально Синод благословил открыть на этом месте монастырь только в октябре 1896 года.
Таким образом, открытие первого монастыря на Дальнем Востоке стало делом всей Полноты Русской Церкви: православного императора, епископов, монахов и мирян из разных гражданских сословий.Настоятели монастыря
Два одаренных Божиими талантами человека способствовали развитию обители. Первый из них – игумен Алексий (Осколков), впоследствии схиигумен, – первостроитель монастыря в 1894–1896 годы. Он получил военное образование и служил в армии, участвовал в обороне Севастополя во время Крымской войны. Перешел на гражданскую службу и руководил строительством железных дорог. Потом неожиданно все бросил, много путешествовал по миру и в конце концов принял монашеский постриг в Русском Пантелеимоновом монастыре на Афоне [9, с. 74]. Был в прекрасных отношениях с архимандритом Антонином (Капустиным), главой Русской Духовной Миссии на Святой Земле. Имел дар иконописца.
В характере отца Алексия деятельная энергия гармонично сочеталась с аскетическими устремлениями. Решившись в уже немолодом возрасте строить на новом месте монастырь (он родился около 1835 года), он горел желанием начать миссионерские труды [11, с. 16].
Игумен Алексий заложил основы развития монастыря, как духовные, так и хозяйственные. Ревнуя о любви к Богу и людям, о деятельном и живом исполнении заповедей Божиих, он считал необходимым насаждать в устраиваемой им обители подвижнический дух. Воспитанный на афонских обычаях, отец Алексий считал, что насельники монастыря должны быть строгими аскетами, не боящимися испытаний и тяжелых трудов. Братия, слитая в едином духе с главой братства – отцом игуменом, должна оказывать ему кроткое послушание. Обитель должна быть самостоятельной, жить по своему уставу, без излишнего вмешательства со стороны епархиальной власти, так как вследствие этого умаляется авторитет главы братства, а это приводит к нерадению братии и охлаждению ревности по Боге [13, л. 74].
По мысли отца Алексия, в обители должны иметься возможности для разных способов монашеского подвига: отшельнического, скитского и общежительного. Монастырь должен осуществлять большую миссионерскую и просветительную деятельность: иметь школу, обучать различным ремеслам, вести образцовое хозяйство; кроме того, оказывать помощь и самим миссионерам и их делу. Для выполнения таких задач обитель должна была получить достаточно земли и материальных средств, чтобы после устроения не производить никаких сборов на свое содержание [13, л. 216 об.].
Еще в 1894 году игумен Алексий пытался найти себе спутников в русских монастырях на Афоне. Но после того как один диакон со Святой Горы, испугавшись, не поехал на Восток, по благословению архиепископа Финляндского и Выборгского Антония (Вадковского, † 1912) из Валаамского монастыря в Уссурийский край были направлены новопостриженные монахи – иеромонах Сергий (Озеров) и иеродиакон Герман (Богданов).
Игумен Алексий, не дожидаясь приезда помощников, начал строить монастырь один. В августе 1895 года он поселился в землянке на выбранном им участке близ реки Уссури, потом временно разместился в квартире начальника телеграфной станции «Тихменево». Его первыми временными помощниками были шесть солдат, которых генерал-губернатор определил для охраны и личной помощи отцу Алексию. Затем на собранные пожертвования были наняты рабочие, куплены лошади, продукты, инвентарь, стройматериалы. Генерал-губернатор Приамурья С. М. Духовской передал монастырю недостроенные срубы домов, их перевезли в монастырь. Так обитель обзавелась первыми строениями.
Энергичные усилия игумена Алексия, трудившегося вместе с рабочими буквально день и ночь, привели к тому, что в ноябре 1895 года монастырь был открыт. В половине одного из домов была устроена небольшая домовая церковь во имя Святой Троицы. Освящение храма и первая Божественная литургия в нем состоялись 24 ноября 1895 года [1, с. 47]. Другая часть того же дома была оборудована под ризницу, кладовую, трапезную, кухню, келлии для братии и послушников. Отдельно были сделаны кладовая-амбар и конюшня на шесть лошадей. Но первая зима показала, что жилые помещения плохо держали тепло, а в этих местах морозы зимой доходили до минус сорока градусов. Можно представить, сколько мужества и терпения требовалось от первых насельников обители!
Немногочисленные богомольцы стали приходить в монастырь уже в октябре 1895 года. Их стало больше, когда открылся храм, так как в тот период это была единственная церковь в радиусе 80 верст. Приходили в основном под воскресные дни, после всенощного бдения оставались в обители ночевать. После Литургии всех богомольцев угощали обедом, во время которого читались жития святых и поучения.
Игумен Алексий решил вопрос о выделении земли для монастыря. Всего в период его настоятельства монастырю было отведено 3753 десятины и 1260 саженей земли, из которых пригодных для земледелия было до 800 десятин, остальное пространство занимали сопки, кустарники, леса и болота [14, л. 58 об.]. На Дальнем Востоке, где нужно было осваивать землю, государство оказывало монастырю помощь в этой сфере.
Но игумен Алексий оставался настоятелем недолго. Его скорый уход от дел вызывает вопросы. Согласно архивным сведениям, уже с июля 1895 года он просил об увольнении его с должности настоятеля, в 1896 году отсылал одно за другим прошения Камчатскому архиерею, в Святейший Синод, обер-прокурору. В литературе уход игумена Алексия от настоятельства объясняется слабым состоянием его здоровья. Но изучение архивных материалов и воспоминаний дает основание выделить несколько факторов, повлиявших на смену настоятелей в монастыре.
Первый из них – пошатнувшееся за годы постоянных дальних переездов и трудов телесное здоровье отца Алексия. Другим фактором было «непонимание и несочувствие» части общества главному делу его жизни [11, с. 16]. Сыграло роль и подозрительное отношение к игумену Алексию со стороны епископа Камчатского Макария (Дарского) и Камчатской Духовной консистории: причина этого становится понятной, если учесть взгляды отца Алексия на определенную независимость монастыря от архиерея и консистории [13, л. 232–233 об.].
На решение отца Алексия об уходе повлияло и то, что у него не сложились отношения с его собратьями – иеромонахом Сергием (Озеровым) и иеродиаконом Германом (Богдановым) [13, л. 260–261 об.]. Не желая развития конфликта, отец Алексий стал просить Святейший Синод освободить его от настоятельства. |
| Игумен Сергий (справа) и иеромонах Герман |
В январе 1897 года отец Алексий покинул монастырь. Архивные материалы показали, что и после отъезда с Дальнего Востока он постоянно следил за развитием Уссурийского монастыря, был в курсе его основных дел. Подарил монастырю лично написанную икону Божией Матери, после чего между ним и игуменом Сергием велась переписка с 1903 по 1910 год. Не получив одобрения Святейшего Синода на миссионерское служение в Корее, отец Алексий выбрал Афон. Он принял схиму в Русском Пантелеимоновом монастыре и закончил свою земную жизнь в отшельничестве (о времени его кончины сведений не найдено).
В дальневосточной периодической печати конца XX века сообщалось, что отец Алексий, будучи настоятелем монастыря, якобы являлся полковником Генштаба, имя которого Григорий Осколков, а сам монастырь был скрытой разведшколой. Эта мифология советской атеистической эпохи продолжает существовать до сего дня. Однако это не подтверждается никакими архивными данными. Более того, имя отца Алексия в миру – Александр Захарьевич Осколков. Не обнаружено и никаких архивных материалов, свидетельствующих о связи военного ведомства со строительством монастыря: обитель строилась на частные пожертвования и трудом монахов. Солдаты, которых прикомандировал генерал-губернатор к монастырю в 1895 году, были посланы для охраны и личной помощи настоятелю обители временно. |
| Вид монастыря |
Основная роль в развитии монастыря принадлежит преемнику первостроителя – игумену Сергию (Озерову, впоследствии архимандриту), который, будучи в сане иеромонаха, принял управление обителью 1 января 1897 года. Период с 1897 по 1917 год стал основным во внутреннем и внешнем устроении Свято-Троицкого монастыря.
На формирование внутренней жизни в монастыре наложил отпечаток характер самого настоятеля. Павел Озеров родился примерно в 1867 году [2, с. 14]. По воспоминаниям, его родными местами был северо-запад Европейской России, между Москвой и Петербургом. Окончил Лисинское лесное училище, затем служил лесным кондуктором в Вологодской губернии [13, л. 156 об.–157].
Особое влияние на отца Сергия оказали труды святителя Игнатия (Брянчанинова), которые могли быть прочитаны им еще в юности. Эти книги он любил в течение всей своей жизни. Уволившись с казенной службы, Павел Озеров 13 ноября 1893 года поступил в Спасо-Преображенский Валаамский мужской монастырь, проходил послушание в скиту во имя Всех святых под руководством опытных старцев. Среди скитских насельников в то время были такие подвижники, как иеросхимонах Алексий и иеросхимонах Антипа II (Валаамский), которые никому не отказывали в приеме и добром совете [5, с. 162, 170].
Настоятельский и духовный опыт отец Сергий приобрел на практике. Когда обитель более-менее устроилась, в 1900 году он отправился в поездку в Европейскую часть России. Можно предполагать, что в то время он обращался за советом к валаамским старцам. Имел встречу со святым праведным Иоанном Кронштадтским, получил от него в подарок икону священномученика Исидора Юрьевского [2, с. 27]. Эта поездка духовно укрепила отца Сергия в настоятельских и монашеских трудах.
Благоприятно на развитии монастыря сказался приход нового епархиального архиерея. В 1897 году Камчатскую епархию возглавил епископ Евсевий (Никольский, † 1922) [4, с. 109]. В 1898 году он впервые посетил монастырь, впоследствии дважды в год бывал в обители, оказывал ей всяческое содействие.
В 1909 году авторитет молодого Уссурийского Свято-Троицкого мужского монастыря во главе с игуменом Сергием был признан на первом Всероссийском съезде монашествующих.
В период управления игумена Сергия все крупные постройки в монастыре осуществлялись либо за собственный счет, либо на средства благотворителей и попечителей. Среди последних особо выделялся крупный предприниматель Иннокентий Сибиряков, пожертвовавший обители двадцать пять тысяч рублей. |
Храм во имя святителя Иннокентия Иркутского
(сожжен красноармейцами в 1918 году) |
 |
| Иконостас Иннокентиевского храма |
Состав монашествующей братии
Братия монастыря формировалась в несколько этапов: первый – с 1895 по 1896 год, второй – с 1897 по 1924 год, которые определяются временем управления обителью двумя настоятелями. Рост численности монахов и послушников начался с 1898 года и продолжался вплоть до 1914 года, когда в связи с Первой мировой войной послушников стали призывать на фронт. К 1917 году в монастыре было около ста монашествующих, но в целом число проживавших при монастыре людей было значительно больше, учитывая учащихся монастырской школы, паломников, трудников и наемных рабочих [12].
Прием в монастырь осуществлялся после испытания искренности намерения переменить мирскую жизнь на монашескую. К продолжительности искуса в монастыре подходили не формально, изучали в первую очередь истинное расположение новоначального и нравственную сторону его жизни. Если пришедший в монастырь на общих трудах показывал свою добрую жизнь, понимал истинные цели монашества, ему выдавали подрясник. В 1909 году уссурийская братия поддержала позицию первого Всероссийского съезда монашествующих о недопустимости переходов из монастыря в монастырь и приема самовольно переходящих.
Изученные документы и воспоминания позволяют утверждать, что в Свято-Троицком монастыре действительно соблюдалось общежитие: общие молитва, трапеза, имущество, настоятель непременно был с братией в храме и в трапезной, выходы из монастыря допускались только для иноков доброго нрава за покупкой товара, посещение родных не разрешалось.
В число насельников монастыря поступали выходцы из разных сословий. В основном это были бывшие крестьяне из числа переселенцев Южно-Уссурийского края, бывшие военные моряки и представители высокообразованной интеллигенции [10, с. 124–126]. Приезжали и из других мест России, так как обитель славилась по всей стране добрым житием ее братии. В 1899 году возраст послушников был от 17 до 30 лет, почти все они были грамотными [14, л. 59 об.–60]. |
Общий снимок братии монастыря.
Фото начала XX века
|
Устав монастыря
Уссурийская обитель жила по строгому общежительному уставу, который полностью был воспринят из Валаамского монастыря. Кроме того, использовался устав преподобного Корнилия Комельского (XV век), который был первым изданием монастырской типографии [8, с. 169]. Литургическая жизнь составляла сердцевину всей жизни в монастыре. Порядок совершения богослужений в Уссурийской мужской обители был достаточно подробно описан еще в 1903 году священником Григорием Ваулиным [4, с. 32–44]. Ежедневно здесь совершались богослужения в соответствии с Типиконом. Полнота литургического цикла создавала особый молитвенно-аскетический строй жизни в монастыре.
Первый домовый храм во имя Святой Троицы, устроенный в 1895 году, скоро оказался мал. Поэтому было начато строительство новой деревянной церкви, средства на которую пожертвовал крупный предприниматель И. М. Сибиряков. В 1899 году храм построили и освятили во имя святителя Иннокентия Иркутского. Поблизости от него была возведена часовня в честь Казанской иконы Божией Матери. В 1906 году был построен второй храм, каменный, в честь Иверской иконы Божией Матери, который вмещал до тысячи человек. Также в монастыре были церковь во имя Святителя и Чудотворца Николая на лесном участке, часовни возле монастырского коровника и на подворье станции Шмаковка. В августе 1917 года было заложено основание храма в честь Преображения Господня на вершине сопки, возвышавшейся над обителью.
Храмы наполнялись святынями, а их почитание братией и богомольцами способствовало созданию особой молитвенной атмосферы. Еще игумену Алексию довелось получить из русских афонских монастырей частицы Животворящего Креста Господня, мощей Апостола Андрея Первозванного, святителя Василия Великого, святителя Иоанна Златоуста и других святынь – в благословение новой обители.
В будние дни суточный круг начинался вечерней, затем в притворе совершалась лития по усопшим. В 19.00 начиналось повечерие с чтением канонов и акафистов и обязательным чином прощения настоятеля и братии, после этого вычитывался помянник и затем молитвы на сон грядущим. Потом все расходились по келлиям. Накануне воскресных и праздничных дней распорядок изменялся: с 18.00 или 19.00 начиналось всенощное бдение, продолжавшееся до 23.00.
В будние дни вставали рано: в 3.30 (в некоторых воспоминаниях говорилось, что к 1917 году подъем был уже в 3.00), затем в храме читались утренние молитвы, совершались полунощница и утреня. После первой кафизмы на утрени читалось поучение. По окончании утрени для говевших прочитывались молитвы ко Святому Причащению, а затем следовали проскомидия и Литургия. В воскресные и праздничные дни вставали в 5.00 и после утренних молитв совершали молебен с акафистом. Проскомидия начиналась в 7.30 и около 9.00 – Литургия.
Большое внимание в монастыре уделяли богослужебному пению и чтению. По традиции Валаама отец Сергий установил неторопливое течение службы, внимательное чтение с канонархом и протяжное пение. Хор составлялся только из числа самой братии. Уже в 1901 году в обители пели на два клироса, в наиболее важные моменты богослужения хор сходился в середине храма для общего пения. Для утешения больных совершались молебны Божией Матери. Поощрялось общенародное пение акафистов. Молитва в храме чередовалась с чтением поучений [2, с. 31].
Длительные службы, совершаемые по особому уставу, создавали молитвенный настрой среди братии и привлекали паломников, которые у себя на приходах ничего подобного не видели.
Питание братии, трудящихся и паломников было также основано на принципе общинности. Присутствие за трапезой было обязательно для всех насельников, кроме больных и старых, в соответствии с древнемонашеским правилом. Но был и новый элемент в уставе о трапезе, которого не было во времена преподобного Корнилия Комельского: утром разрешалась ранняя трапеза для трудящихся (до обеда, до окончания Литургии), введение ее в обителях стало характерным явлением в XIX–XX веках. В Уссурийской обители ее появление можно объяснить необходимостью подкрепления телесных сил трудящейся братии и послушников. Но утренняя трапеза была аскетичной и скромной, подавали на стол чай с хлебом (черным или белым) и порцией сахара (реже меда). |
| Питание паломников в монастыре |
В целом вся трапеза соответствовала аскетической жизни. Все продукты монастырь получал из своего хозяйства. Вино за трапезой в обители никогда не подавали. Единственным напитком, подававшимся на столы, был хлебный квас. На время постов трапеза становилась строгой, как полагалось по уставу. Но мера поста и количество вкушаемой пищи братии была разной: каждый ел по своим потребностям.
Расходясь после утренней и обеденной трапезы, братия и послушники сразу принимались за труды. Отдых наступал только вечером, после правила, когда расходились по келлиям. Обстановка в комнатах была простая и скромная, способствовавшая монашескому образу жизни.
Монастырь обеспечивал братию и послушников одеждой и обувью, для этого были открыты ремесленные мастерские: сапожная, портняжная, швейная и др. По древней традиции лишних одежд братии не выдавалось. |
| В монастырской типографии |
 |
| На свечном заводе |
 |
| В сапожной мастерской |
 |
| На оленьей ферме монастыря |
Таким образом, в бытовой жизни уссурийских монахов строго соблюдался принцип общежития. Братия и послушники в равной степени обеспечивались пищей, одеждой и всем необходимым.Старчество
К 1917 году в Уссурийском мужском монастыре на основе учения святителя Игнатия Брянчанинова, преподобных Оптинских старцев, преподобного Серафима Саровского и других святых отцов утвердилось старчество. Под руководством игумена Сергия в обители с самого начала ее деятельности главное внимание уделялось духовному развитию братии, испытанию ее совести через откровение помыслов и исповедь.
Очевидно, что назначить кого-то старцем невозможно, им надо стать, заслужив признание. Именно так произошло с игуменом Сергием. Так, во «Владивостокских епархиальных ведомостях» сохранились сведения о том, что в 1914 году группа почитателей отца Сергия подарила ему золотой наперсный крест от имени духовенства и паствы Владивостокской епархии. Среди многих обращенных к нему благодарственных слов читаем: «Наблюдается странное, но глубоко характерное и знаменательное явление: старинные благоустроенные обители обращаются к вам, в юную, не насчитывающую и двадцати лет своего существования обитель, за советом по тем или иным вопросам монастырского общежития. Здесь невольно исполняется слово Священного Писания, что истинная седина человека – не в числе лет, а в мудрости и житии нескверном. Поэтому вы, еще не имея телесной седины, уже являетесь старцем, в специальном значении этого слова, не только для вашей братии, не только для многочисленных ваших духовных почитателей и особенно духовных детей из среды духовенства и мирских людей здешнего края, но даже для иночествующих разных монастырей России и отчасти Европейской России» [18, с. 165].
В воспоминаниях игумена Андроника (Трубачева) и опрошенных им лиц также немало свидетельств о старческом даре отца Сергия. Однако сам он скромно относился к своему дару, поэтому наставлял братию не от себя, а в согласии со святыми отцами. В обители действовала библиотека и привилась любовь к чтению книг святых отцов о монашестве. Сам отец Сергий переписывал в тетрадь отдельные «крупицы» опыта святых отцов – «Заветы инокам», которые монастырь стал издавать с 1909 года.
Итак, во введении старчества в Уссурийском монастыре настоятель сыграл существенную роль. Хотя в конце XIX века он и был молодым настоятелем, но уже хорошо понимал необходимость для монаха иметь руководителя. «Если Бог благословит образование братского союза духовной взаимопомощи, то первою, неотложною его заботою должно быть развитие институтов старчества в наших обителях», – такие слова звучали в 1909 году на первом Всероссийском съезде монашествующих [17, с. 84, 86].
Как влияло на братию такое устроение жизни? Практически не было серьезных случаев нарушения устава, если судить по отчетам архиепископа Владивостокского и Камчатского Евсевия в Святейший Синод. В целом, говоря об обстановке в обители до 1917 года, очевидцы отмечали радостное душевное настроение и спокойствие братии. Большая численность братии монастыря без сомнения связана с тем, что монахи получали здесь духовное руководство.Монастырское хозяйство
Уссурийский монастырь к 1917 году имел большое образцовое хозяйство, которое с точки зрения интересов государства было важным примером для развития экономики всего Дальнего Востока [15, л. 8–8 об.]. С одной стороны, различные труды и послушания были средством для обучения аскетическому отсечению своеволия и другим добродетелям. С другой стороны, благодаря своему хозяйству монастырь обеспечивал жизнь себе, паломникам, а также в критических ситуациях помогал населению близлежащих сел.
Развитое хозяйство неизбежно вело к накоплению имущества, что не соответствовало древнемонашескому образу жизни, но отвечало миссионерско-просветительским задачам обители. Труды продолжались в течение всего дня и, как уже отмечалось, были тесно связаны с литургической жизнью. Около 7 часов утра трудящейся братии благословлялось выходить из храма, где служба еще не заканчивалась (обычно в будни это происходило в начале утрени на чтении Псалтири). После завтрака расходились на послушания. Снова собирались вместе за обедом, затем опять шли трудиться. После ужина на вечернее правило в храме вновь собирались все. Одним словом, весь труд освящался молитвой. Такое чередование молитвы и труда соответствовало древнему монашескому правилу.
Все послушания в обители можно разделить на индивидуальные и общие. Индивидуальные соотносились со способностями и навыками человека. На общих послушаниях трудились все, но в их исполнении могло происходить чередование братии. Труды и послушания выглядели так.
Настоятель – игумен Сергий был первым послушником в обители, не только управлявшим братией, но и служившим ей. Казначей монастыря, «бесхитростный, но твердый» иеромонах Герман (впоследствии схиархимандрит) руководил хозяйством обители, и в немалой степени благодаря ему к 1916 году оно стало образцово-показательным. Духовником монастыря (предположительно после 1903 года) стал иеромонах Пантелеимон (Максунов, впоследствии епископ; † 1933).
Кроме названных лиц, непосредственно участвовавших в управлении монастырем, в нем были и другие священномонахи, проходившие пастырские послушания. К 1917 году в обители подвизались одиннадцать иеромонахов и одиннадцать иеродиаконов, которые совершали богослужения в двух храмах [3, с. 4–8]. Но священномонахи несли и различные индивидуальные послушания. Например, иеродиакон Иоанникий был келейником игумена Сергия (Озерова), иеромонах Серафим – учителем в монастырской школе. Индивидуальные труды были связаны с хозяйственной и иной деятельностью монастыря: работа в канцелярии, в библиотеке, в гостинице, в книжной лавке, в больнице, в аптеке, в трапезной. Один из братии был фотографом, имея для своих трудов специальную лабораторию [9, с. 78].
Часть насельников имела ремесленные послушания в многочисленных мастерских: иконописной, переплетной, кузнечно-слесарной, столярной, швальной, шорной. Несколько человек трудились на пасеке, на свечном заводе, устроенном в 1900 году и имевшем статус епархиального, в типографии. Среди других индивидуальных послушаний было заведование кирпичным заводом, мельницей, маслобойкой, зерноскладом, прачечной, баней. Часть братии трудилась на скотных дворах, которых в обители было два. К 1917 году здесь выращивали крупный рогатый скот дойных пород, коней, оленей, различную птицу.
Были и общие послушания, связанные с сезонными сельскохозяйственными и промысловыми работами, со строительством. Трудились на огороде, на полях, на покосах. На берегу реки Уссури стоял рыбозасольный цех, где вялили, коптили и солили рыбу.
Трудами братии монастырь к 1917 году был приведен в благоустроенный вид. В некоторых исследованиях истории Свято-Троицкого монастыря труд ее насельников и созданное ими образцовое хозяйство выносятся на главное место. Но правильная оценка причин создания в монастыре отличного хозяйства невозможна без учета духовно-нравственных мотивов, которыми руководствовались послушники и братия. Главным побуждением к старанию и добросовестности в трудах было именно послушание Богу и настоятелю.
В монастыре никто не пользовался каким-либо предпочтением за свое мастерство. По словам не раз посещавшего обитель священника Григория Ваулина, в соответствии со святоотеческим учением все труды воспринимались братией как средство к достижению высшей добродетели – любви к Богу и человеку.Миссионерское служение
Миссионерское призвание Уссурийского Свято-Троицкого Николаевского монастыря определилось с момента самой задумки о его строительстве. Первым эту мысль высказал святитель Иннокентий (Вениаминов) [16, с. 347]. Затем ее развил и дополнил игумен Алексий (Осколков). В обществе, как показывает анализ публикаций о монастыре в дальневосточных газетах 1893–1917-х годов, были сильны ожидания миссионерской отдачи от обители.
Однако в монастыре не выполнялось никаких специальных миссионерских программ, о которых велась дискуссия в обществе. Монахи не привлекались к миссионерским мероприятиям за стенами обители, в недопустимости этого было принципиально убеждено руководство монастыря. Миссионерская деятельность шла по трем направлениям: прием паломников, катехизация и антисектантская работа, обращение в Православие китайцев и корейцев.
Паломники в монастыре получали возможность участия в Церковных Таинствах и поучались правильной христианской жизни. Это было главное просветительское дело обители. Богослужения здесь совершались ежедневно без сокращений, как было тогда принято в приходских храмах. Служба отличалась строгой уставностью и чинностью. Во время вечерней службы и за Литургией обязательно читали проповеди или поучения святых отцов.
После 1897 года число паломников стало расти, в монастыре построили для богомольцев гостиницы: отдельно для мужчин и для женщин. Кроме того, на станции Шмаковка в 1899 году было открыто подворье, где запоздавшие путники могли переночевать. По возможности помогали паломникам добираться до монастыря на лошадях с подводами, но многие шли от станции пешком. Наплыв посетителей приходился на большие церковные праздники и особенно на престольные. В 1910 году из Владивостока до монастыря впервые вышел многотысячный крестный ход, ставший после этого ежегодным.
Паломников в монастыре не только размещали, но и кормили, и лечили в монастырской больнице, при которой действовала аптека. В 1901 и 1903 годах в обители по договоренности с властями размещался передвижной отряд по лечению глазных болезней, помощью которого воспользовалось более 500 человек.
Катехизаторская и антисектантская деятельность была тесно связана с приемом паломников, но эта работа выходила за рамки территории обители. Поэтому в 1908 году при монастыре было создано миссионерское Уссурийское православное братство во имя Пресвятой Богородицы. Братство имело противосектантского миссионера, издавало и распространяло миссионерские брошюры, организовывало паломнические поездки в обитель.
Монастырь также содержал начальную трехгодичную школу, где на полном обеспечении обучалось не менее двадцати детей из бедных крестьянских семей. Кстати, в этой школе обучались дети корейцев и китайцев.
Нанятые на строительные работы корейцы и китайцы проживали рядом с обителью в фанзах. Поработав в монастыре и соприкоснувшись с его жизнью, некоторые из них принимали Крещение, но массового обращения в Православие китайцев не было. В целом миссионерская деятельность гармонично вошла в жизнь обители.
Соприкасалась с миссионерством и издательская деятельность монастыря. В 1908 году обитель получила в дар от Л. П. Кажеурава, владельца газеты «Русский Восток» в городе Никольск-Уссурийске, собственную типографию [10, с. 127]. Издание книг, брошюр и листков началось с 1909 года. Прежде всего это были «Заветы инокам» – избранные поучения святых отцов о монашеской жизни, издававшиеся отдельными выпусками.
Еще одно издание монастыря, получившее известность, – это клиросная книга «Пойте Богу разумно», второе издание которой, исправленное и дополненное, вышло в 1915 году. Она включала в себя различные богослужебные песнопения всего годового круга. В целом «монастырская печатня» работала очень активно, выполняя заказы и для епархии, и для гражданских учреждений. Как заметил писатель И. С. Шмелев, по издательскому делу Уссурийский монастырь превзошел «свою духовную матерь – Старый Валаам» [19, с. 358].Разорение монастыря
Началу закрытия монастыря положили декреты советской власти об отделении Церкви от государства и национализации церковного имущества. Однако практическое их исполнение на Дальнем Востоке началось с 1923 года. До этого времени монастырь продолжал существовать в сложных условиях гражданской войны, начавшейся в Приморье летом 1918 года.
Впервые монастырь подвергся разорению в июле-августе 1918 года в связи с отступлением войск Красной армии, вытеснявшихся с юга Приморья под давлением Белых войск и их иностранных союзников [7]. Подавляющая часть братии покинула монастырь, опасаясь беззаконной расправы со стороны красногвардейцев. И это было не напрасно, потому что оставшийся в обители для охраны храма монах Павлин и другой монах на монастырской лесной даче были зверски убиты. Святыни храмов были кощунственно осквернены. Все ценное было разграблено солдатами и некоторыми крестьянами из соседних деревень, враждебно настроенными к монастырю. Были сожжены деревянная Иннокентиевская церковь, хлебный амбар, монастырская лавка, игуменский корпус, где кроме келлий настоятеля и братии находились библиотека и канцелярия. После ухода красных в сентябре 1918 года возвратились игумен Сергий с братией и начали восстанавливать обитель.
К сожалению, о последнем периоде жизни монастыря сохранилось мало сведений. Но можно с определенной уверенностью сказать, что в конце 1918-го – 1920-х годах во Владивостокской епархии продолжалась работа епархиального совета, благочиний, приходов и монастырей. Без сомнения, в Свято-Троицком монастыре в это время поддерживался ранее заведенный порядок.
Монастырь не затронули обновленческие веяния. Свое большое хозяйство здесь смогли сохранить и содержать на хорошем уровне, несмотря на экономические сложности того времени. Это подтверждается материалами из архивных фондов Приморского губернского комитета РКП(б) за 1923 год [6, л. 68–69 об.]. Признав хозяйство Уссурийского мужского монастыря культурным и опытным и по существу колхозом, губком все имущество изъял и передал его 23 апреля 1923 года в ведение Приморского земельного управления. В октябре 1924 года монастырь был закрыт под предлогом перевода туда сельскохозяйственного техникума. В таких условиях настоятель с большинством братии приняли решение покинуть обитель.Возрождение монастыря
Восстановление Свято-Троицкой обители по времени совпало с возобновлением самостоятельной деятельности Владивостокской епархии с начала 1990-х годов. 22 февраля 1995 года Священным Синодом было принято решение о возобновлении монашеской жизни в Свято-Троицком мужском монастыре в поселке Горные Ключи.
По сведениям из местных архивов и музеев, а также рассказам старожилов была составлена подробная картина истории монастыря. К тому времени из большого монастырского хозяйства не осталось почти ничего, а сохранившиеся строения находились в ведении разных организаций. Самое большое число монастырских зданий отошло к Дальневосточному военному округу, который на их базе создал санаторий, так как в этих местах имеются целебные источники минеральных вод.
Возвращение отнятого имущества обители началось в 1994 году. Тогда епархии передали полуразрушенную часовню в честь Преображения Господня, стоящую на вершине Медвежьей сопки, у подножья которой и создавался монастырь. Тогда же рядом с часовней построили небольшой деревянный домик с двумя келлиями, в котором поселились один иеромонах, один монах и пять трудников, положивших начало возрождению Уссурийского монастыря. В 1998 году обители была передана территория бывшей фермы развалившегося военного совхоза (там когда-то находился скотный двор монастыря).
Процесс возвращения имущества до настоящего времени не завершен. Командование округа готово передать монастырские здания лишь в том случае, если вместо них в санатории будут построены другие. Поэтому пока в бывшей домовой церкви в честь Иверской иконы Божией Матери действует клуб санатория, на первом этаже – лечебное отделение. В доме настоятеля находится административный корпус, в братской трапезной – столовая санатория, в братском корпусе – спортзал. |
| Современный вид на Преображенскую часовню |
С 1999 года начал осуществляться план развития монастыря на территории бывшего скотного двора: были снесены все ветхие постройки, отремонтированы два дома, в одном из которых открыта небольшая домовая церковь во имя преподобных Сергия и Германа Валаамских. Созданы административные помещения и келейный корпус. Неподалеку от них в 2002 году началось строительство новой деревянной церкви во имя Святой Живоначальной Троицы. В том же году закончена реконструкция храма-часовни в честь Преображения Господня на вершине сопки. Постепенно растет хозяйство. С появлением земельного участка (30 гектаров) открылась возможность содержать огород и сад. Разбит большой виноградник, создана пасека, небольшой коровник.
За десять лет, что прошли с момента возрождения монастыря, число его братии то увеличивалось, то уменьшалось. В настоящее время здесь подвизается восемь насельников. Живут по Уставу Троице-Сергиевой Лавры, день начинается в 5 часов утра. Далее, как и принято в монастырях, молитва чередуется с послушаниями.
Свято-Троицкой мужской монастырь постепенно возрождается, хотя это происходит и нелегко, с разного рода проблемами. Обустраивается хозяйственная и возрождается духовная жизнь. Как и в прошлом, сюда любят приезжать на богомолье паломники. |
| Насельник монастыря иеромонах Антоний |
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Алексий (Осколков), схиигумен. Воспоминания старца-основателя и первого строителя Свято-Троицкого Николаевского Уссурийского монастыря, что на крайнем Востоке Сибири, в Приморской области. Петроград, 1915.
2. Андроник (Трубачев), игумен. Воспоминания об архимандрите Сергии (Озерове). [Сергиев Посад], 1987. Машинопись.
3. Андроник (Трубачев), игумен. Помянник насельников Уссурийских обителей – Свято-Троицкого монастыря и Рождество-Богородицкой обители. [Сергиев Посад], 1994. Рукопись.
4. Ваулин Григорий, священник. Первая обитель на Дальнем Востоке. Владивосток, 1903.
5. Валаамский патерик. М., 2001.
6. ГАПК. Ф. П-61. Оп. 1. Д. 230. Л. 68–69 об.
7. Большевики и монастырь (рассказ очевидца отца Мелетия) // Голос Приморья, 1918. № 288. 13 сентября (31 августа).
8. Заветы инокам. М., 1997. Печатается по изданиям 1909, 1914, 1915–1918 годов.
9. Мизь Н. Г. Свято-Троицкий Николаевский Шмаковский монастырь // Записки Общества изучения Амурского края. Владивосток, 1996. Т. 29. С. 73–89.
10. Мизь Н. Г. Духовно-просветительская деятельность монастыря «Новый Валаам» // Приморские образовательные чтения, посвященные памяти святых Кирилла и Мефодия: Сборник тезисов и докладов. Владивосток, 2001. С. 122–127.
11. Львов Н. Николаевский Свято-Троицкий монастырь на реке Уссури в 1896 году // Приамурские ведомости, 1899. 17 сентября. С. 16.
12. Подсчитано по: РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 1765. Л. 35; Д. 1883. Л. 19 об.; Д. 2567. Л. 15; Зыбковец В. Ф. Национализация монастырских имуществ в Советской России (1917–1921 годы). М., 1975. С. 193–194.
13. РГИА. Ф. 796. Оп. 174. Д. 1209. Л. 2–5, 60–62 об., 73–74 об., 87–90, 92–97, 156–157, 216–216 об., 228, 235–235 об., 280–283 об.
14. РГИА. Ф. 387. Оп. 7. Д. 39846. Л. 58–61.
15. РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 3. Д. 547. Л. 8–8 об.
16. Разумовский А. Владивостокская епархия за первые пять лет своего существования (1899–1903.) // Владивостокские епархиальные ведомости, 1906. № 16. 15 августа. С. 364.
17. Серафим (Кузнецов), иеромонах. Первый Всероссийский съезд монашествующих 1909 года: Воспоминания участника. М., 1999. С. 20, 42, 117. Репринт издания 1912 года.
18. Чествование отца настоятеля Уссурийского Свято-Троицкого монастыря игумена Сергия духовенством и паствой Владивостокской епархии 8 июля 1914 года // Владивостокские епархиальные ведомости, 1914. 1 августа. С. 165.
19. Шмелев И. С. Богомолье // Старый Валаам. М., 1998; С. 215–359.Игумен Иннокентий (Ерохин),
преподаватель кафедры
теологии и религиоведения ДВГУ
