 |
ЖУРНАЛ МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ
| 08-2010 |
ЦЕРКОВНАЯ ЖИЗНЬ
Архиепископ Керченский Анатолий:
«Удел всей моей жизни...»
Доцент Московской духовной академии, духовник Троице-Сергиевой лавры, правящий архиерей Уфимской епархии, викарный епископ Сурожской епархии...
В этом году архиепископ Керченский Анатолий отмечает сразу три круглых даты: 80 лет со дня рождения,
50 лет со дня принятия монашеского пострига и 20-летие служения в Великобритании.
Известный архипастырь рассказывает о своем жизненном пути.
– Ваше Высокопреосвященство, ваше детство пришлось на 1930-е годы – время жестоких гонений на Церковь. Какие события вашего детства вы вспоминаете как особенно значимые, какое влияние они на вас оказали?
– Если говорить о главном, то это, прежде всего, те события, которые меня привели к принятию духовного сана, Я родился в Сибири, в Иркутске, 28 мая 1930 года. С ранних лет моя бабушка, которая была дочерью священника, водила меня в приходскую церковь свт. Иннокентия Иркутского. Это была небольшая деревянная церковь на горке, на берегу Ангары, недалеко от нашего дома. В эту церковь в то время приходили сосланные на поселение в Сибирь архиереи, и во время службы я испытывал особое чувство благоговения.
В 1937 году я стал очевидцем того, как эту церковь сломали и сожгли. Однажды, когда я шел в школу, я увидел, что внутри церковной ограды горит огромный костер и в него бросают иконы. Поднималось огромное пламя... Это оставило в моей душе очень тяжелое чувство. Всех батюшек, которые служили в этой церкви и в домах, где я бывал со своей бабушкой, вскоре арестовали и расстреляли.
В том же году я, еще семилетним мальчиком, лишился своего отца. Он работал инженером, однажды ушел на работу и домой уже не вернулся. Его арестовали и расстреляли.
В 1937 году в Иркутске закрыли все церкви. И только во время войны, в 1942 году, в центре Иркутска был открыт единственный храм – Крестовоздвиженский, и я сразу стал туда ходить помогать батюшке в алтаре... Это для меня по сей день остается близким и дорогим воспоминанием детства.
В двенадцатилетнем возрасте я пережил очень глубокое для своих лет духовное чувство: моя крестная мать, преданная Церкви православная эстонка, сохранила у себя духовную литературу и давала мне читать жития святых. Однажды мне в руки попал «Киево-Печерский патерик», и под сильным впечатлением от прочитанного я решил, что уделом моей жизни в будущем станет монашество, идеалы которого я увидел в житиях преподобных Антония и Феодосия Киево-Печерских. Разумеется, это было наивное, но по тем юным годам очень глубокое переживание, благодаря которому я осознал свои последующий путь в жизни.
Я учился в средней школе, регулярно бывал в церкви, помогал в алтаре, и во мне зрело намерение поступить в духовную семинарию. В это время я уже знал об открытии богословского института в Москве.
В Иркутске в то время еще не было епископа. Вся епархия, от Новосибирска до Владивостока, управлялась одним архиереем, архиепископом Новосибирским и Барнаульским Варфоломеем (Городцевым).
В 1947 году в Иркутск был назначен первый епископ. Это был один из архиереев, вернувшихся из Китая в Россию, – епископ Цицикарский Ювеналий (Килин). Для подготовки в духовную семинарию владыка Ювеналий направил меня в качестве псаломщика-практиканта во вновь открытую церковь в верховьях реки Лены, на родине митрополита Московского и Коломенского Иннокентия (Вениаминова). В бывшем уездном городе Верхоленске сохранился прекрасный Воскресенский трехпрестольный каменный собор, который вновь открыли в 1945 году. Приехав туда в качестве псаломщика, я начал готовиться к поступлению в семинарию. Через какое-то время владыку Ювеналия перевели из Иркутска в другую епархию, и на Иркутскую кафедру был назначен освободившийся после десяти лет колымских лагерей епископ Палладий (Шерстенников), который в 1949 году и направил меня в Московскую духовную семинарию. Я сдал вступительные экзамены и поступил в первый класс.
В семинарии я проучился два года, после чего меня забрали на военную службу, на Тихоокеанский флот. Теперешний всем известный старец архимандрит Кирилл (Павлов), в то время семинарист Ваня Павлов, с которым мы учились вместе и дружили, взял себе на плечи мой солдатский вещмешок и проводил меня на призывной пункт. |
| Служба в армии. 1953 г. |
После трех с половиной лет военной службы во Владивостоке я вернулся в свой родной город Иркутск, принял там сан диакона и возвратился вновь уже в третий класс семинарии.
– Чем для вас является Троице-Сергиева лавра, и какой след в душе оставили годы учебы и преподавания в Московских духовных семинарии и академии?
– Троице–Сергеева лавра была и остается для меня родным местом. Я окончил семинарию с отличием в 1956 году, после чего меня зачислили без экзаменов в число студентов Московской духовной академии. Там я учился вместе с нынешним Патриархом Грузии Илией II. Тогда Патриарх Илия был еще студентом Ираклием Шиолашвили, и мы с ним подружились. |
| Диакон, ТСЛ. 1955 г. |
Не знаю, что нас свело вместе и сделало друзьями, так как к нему не мог запросто приблизиться каждый, в нем явно чувствовался аристократ... Но при этом он искал человека близкого по духу, которому можно было бы открыться, поделиться своими мыслями. Думаю, он увидел во мне такого человека.
Когда Илия стал иеродиаконом, он начал ездить в Москву, где служил в храме «Всех скорбящих Радости» на Ордынке. Возвращался он в Лавру в воскресенье поздно вечером, часов в 11, будил меня, и мы долго ходили по длинным коридорам, он рассказывал мне последние церковные новости, передавал приветы от знакомых. Беседы наши часто продолжались и во время прогулок в лесу, близ Сергиевого Посада.
Илия отлично учился, обладал широкой эрудицией и интересами. Он любил классические оперы – «Ивана Сусанина», «Бориса Годунова», «Хованщину» – и обязательно приглашал меня на гастрольные выступления в Москве грузинского оперного театра.
В 1960 году мы оба окончили Московскую духовную академию и каждому из нас была присвоена ученая степень кандидата богословия. Нас обоих оставили при академии профессорскими стипендиатами. С осени того же года я начал преподавать Священное Писание Нового Завета и Церковный устав в Московской духовной семинарии. 11 октября 1960 года в Троицком соборе Троице-Сергиевской лавры меня постригли в монашество с именем Анатолий, в 1963 году возвели в сан игумена, а в 1968-м – в сан архимандрита. |
| Выпускник МДА. 1960 г. |
Наши дружеские отношения мы пронесли через всю жизнь, переписывались, встречались. Когда он служил в Абхазии – его первая кафедра была в Сухуми, – я ездил на Кавказ на отдых, и мы встречались. Последний раз мы встретились в Москве на погребении Святейшего Патриарха Алексия...
В 1967 году меня (я тогда уже был игуменом) утвердили в звании доцента и предложили вести курс лекций по Ветхому Завету на кафедре Священного Писания в Московской духовной академии.
У меня в то время было монастырское послушание в качестве духовника. Вместе с лаврскими духовниками я обычно перед ранней Литургией принимал исповедь приезжавших богомольцев, проповедовал в храмах Лавры и читал лекции в академии.
– Вы были близко знакомы с замечательным старцем архимандритом Иоанном (Крестьянкиным) и в ваших беседах часто цитируете его письма к вам. Каким остался отец Иоанн в вашей памяти?
– Впервые я встретился с отцом Иоанном в 1949 году, когда поступил в Московскую духовную семинарию, а отец Иоанн к тому времени был уже студентом третьего курса академии. Он учился на одном курсе вместе с будущим митрополитом Питиримом. Познакомила нас Галина Викторовна Черепанова, переехавшая в Москву из Иркутска и ставшая духовной дочерью о. Иоанна. Осенью она пригласила меня как своего земляка в дом своей московской подруги Матрены Георгиевны Ветвицкой, которая тоже была духовной дочерью отца Иоанна. Отец Иоанн часто бывал у своих духовных детей. Я, первокурсник семинарии, приезжал в Москву на послушание в храм Новодевичьего монастыря на субботы и воскресенья в качестве алтарника и имел возможность встречаться и с о. Иоанном в среде его духовных детей. Но мы общались и в академии, когда он приезжал туда на лекции. Это было только начало нашего общения. Но оно внезапно оборвалось. В мае 1951 года меня забрали на военную службу, и когда я уже находился во Владивостоке, из Лавры мне пришло письмо от друзей, которые сообщали печальную новость, что о. Иоанн репрессирован. Это известие было ошеломляющим.
Когда о. Иоанна освободили после восьмилетнего срока заключения, он нашел свое постоянное место в Псково-Печерском монастыре и наше общение продолжалось. Время от времени о. Иоанн приезжал в Москву, и я имел возможность встречаться с ним в кругу его близких людей. Встречи с о. Иоанном после его освобождения из заключения всегда были для меня большой радостью. О. Иоанн был живой историей Русской Церкви. Он знал всех современных ему иерархов – прежних и новых. Рассказы о. Иоанна о тех людях, которые стали новомучениками и которых он лично знал, опыт их духовной жизни и собственный опыт о. Иоанна, воспитанного ими, были для всех его духовных детей, тогда еще молодых священнослужителей, живой школой жизни.
В эти же годы через о. Иоанна и Галину Викторовну я близко познакомился с митрополитом Крутицким и Коломенским Николаем (Ярушевичем). Мы, студенты, очень любили владыку Николая как проповедника и приезжали в Москву, чтобы слушать его проповеди. В1956 году, я, закончив четвертый класс семинарии и приняв сан священника, в период летних каникул написал портрет митрополита Николая, который владыке очень понравился, и он выразил мне свою благодарность, прислав свою личную фотографию с надписью. Владыка Николай хранил этот портрет в доме на Бауманской улице, где он жил. Во время хрущевских гонений на Церковь, митрополит Николай находился под домашним арестом. Когда он скончался в больнице, то обслуживавшая его монахиня Дария попросила меня срочно приехать и забрать его портрет, чтобы он не пропал. Вместе с портретом она передала мне и рясу владыки Николая.... |
| Живописный портрет митрополита Николая (Ярушевича). Июль 1956 г. |
В последний период своей жизни в Псково-Печерском монастыре о. Иоанн передал мне кипарисовый крест. Этот крест был взят из рук святителя Иннокентия Иркутского, когда его мощи, хранившиеся в Вознесенском монастыре, должны были быть изъяты безбожной властью. Настоятель Вознесенского монастыря передал реликвию на хранение Галине Викторовне Черепановой, которая, живя в Иркутске, часто посещала монастырь. Она сохранила крест и привезла в Москву, а потом передала его о. Иоанну (Крестьянкину). Позднее о. Иоанн передал его мне на хранение до того времени, когда мощи свт. Иннокентия будут возращены в Иркутск, чтобы я вновь вложил этот крест в руку святителя. Этот завет о. Иоанна был исполнен мною, когда святые мощи были возвращены в Иркутск.
Когда я стал архиереем, о. Иоанн благословил своих духовных дочерей сшить мне лиловую архиерейскую мантию. Также о. Иоанн передал мне архиерейское облачение священномученика Арсения (Жадановского), епископа Серпуховского, которое сохранили его духовные дети.
Когда меня направили служить в Англию, архимандрит Иоанн передал мне в благословение свой архимандричий крест с украшениями.
До конца его жизни я постоянно общался с ним, приезжал к нему в Псково-Печерский монастырь, а также навещал его духовных детей в Москве. Вечная ему память!
– Известно, что вы также были очень близки с семьей Пестовых. И именно Галина Черепанова познакомила вас с Николаем Евграфовичем Пестовым...
– Еще во времена хрущевских гонений Галина дала мне книжку Николая Пестова, посвященную его сыну, который в 19 лет погиб на войне. Книга мне понравилась, и Галина предложила познакомить меня с ее автором. Так я впервые оказался в доме Пестовых. Жили они рядом с Елоховским собором, на первом этаже деревянного дома.
Помню, что Зоя Вениаминовна встретила меня крайне настороженно, несмотря на то что я тогда был уже игуменом, задавала какие-то резкие вопросы. Ее можно было понять – этой семье через многое пришлось пройти. Но потом мы стали очень близкими друзьями.
Позднее Николай Евграфович избрал меня своим духовным отцом. Он давал мне читать свои работы, порой я ему кое-что подсказывал... Конечно, я был знаком и с его внуками: с мальчиками – будущими священниками, и с Катей, которая сейчас смотрит за моей квартирой...
– Возвращаясь к более ранним годам, когда вы еще несли свои труды в Лавре, расскажите, что переживает человек, когда готовится к архиерейской хиротонии? Как вы пережили это событие в своей жизни?
– Ответить на ваш вопрос, что переживает человек, когда готовится к архиерейской хиротонии, мне нелегко: не потому что я не могу сказать, но потому что есть такие моменты в жизни каждого человека, о которых не говорят, ибо человеческий язык не способен выразить тайны Божественной благодати и ее проявлений. Есть такие моменты в духовной жизни, о которых нельзя говорить, их можно только переживать безмолвно. Помните слова Евангелия: Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17, 20)? Каждому человеку, ищущему Царствие Божие, оно приоткрывается в духовном опыте молитвы, но выплескивать эти переживания из своей души нельзя. Поэтому вместо переживаний, относящихся к духовной области и опыту молитвы, расскажу только о внешних моментах, как я стал епископом.
Когда я был уже доцентом, ректор Московской духовной академии епископ Филарет (Вахромеев) – теперешний митрополит Минский и Слуцкий, Патриарший экзарх всея Белоруссии, – сообщил мне, что моя кандидатура была представлена им в Синод в качестве кандидата в архиереи. Это явилось для меня весьма неожиданной и волнительной новостью: к тому времени я уже прожил двадцать лет в Троице-Сергиевой лавре, расставаться с которой я не желал. В Лавре я исповедовал людей, был духовником, и мне казалось, что путь архиерейства не для меня. Поэтому я даже написал письмо в Синод и, передав его владыке Филарету, попросил, чтобы мою кандидатуру отвели. Но через какое-то время владыка Филарет сказал, что управделами Патриархии, митрополит Алексий, не принял это письмо, объяснив, что если Синод вынесет свое решение, то отказываться от него уже нельзя. Вскоре пришла новость, что Синод меня избрал и назначил быть епископом Виленским и Литовским.
Моя хиротония состоялась в Богоявленском соборе Москвы 3 сентября 1972 года, и в числе других архиереев в ней принимал участие и митрополит Сурожский Антоний (Блум). После этого я переехал в Вильнюс и там прослужил ровно два года, день в день. Нужно сказать, что отношение литовских властей ко мне было в высшей степени корректным и уважительным. Я всегда с теплым чувством вспоминаю Литву, благородство и таланты ее людей, красоту ее природы. |
| День хиротонии |
Потом меня неожиданно направили на Ближний Восток, в Ливан и Сирию, где я исполнял обязанности представителя Патриарха Московского при Патриархе Антиохийском. Тогда было тяжелое время: война в Ливане, нестабильность. Иногда приходилось ездить из Дамаска в Бейрут, а въезд в Бейрут с горы хорошо просматривался и обстреливался снайперами. Порой приходилось подвергаться обыскам вооруженных группировок. Но даже в таких обстоятельствах была отдушина: меня всегда радушно встречала русская община в Бейруте, тогда состоявшая еще из старых эмигрантов.
На Ближнем Востоке я пробыл более пяти лет, почти два срока. Блаженнейший Патриарх Великой Антиохии и всего Востока Илия был очень ко мне благосклонен и доброжелателен. Он очень часто брал меня с собой в свои поездки по епархии, а в Патриаршем соборе в Дамаске я сослужил ему регулярно до конца дней его жизни. |
| Дамаск. 1973 г. |
По окончании своего послушания на Ближнем Востоке я возвратился в Россию и прослужил одиннадцать лет в Уфимской епархии. Как и большинство других епархий Русской Православной Церкви в период хрущевских гонений, Уфимская епархия была крайне ослаблена. Закрывались многие, главным образом сельские, приходы, и это угрожало окончательной ликвидацией епархии. На это и была направлена политика местных уполномоченных по делам религий. Я пытался, насколько возможно, противостоять различным формам давления и сохранять «статус кво» епархии, в которой мною было принято всего 14 оставшихся приходов. В течение почти одиннадцати лет моего пребывания на Уфимской кафедре не была закрыта ни одна церковь. Зато в Москву, в Совет по делам религий, на меня постоянно летели жалобы от уполномоченных, что я, дескать, нарушаю советские законы об отделении Церкви от государства, и т. п. Но, как мне стало позднее известно, из Москвы на эти жалобы уфимских чиновников отвечали приблизительно так: «Что вы поднимаете шум из-за каких-то мелочей? Мы ведь имеем о вашем епископе положительные характеристики после его работы в Сирии и Ливане». Когда в 1990 году я по приглашению митрополита Антония (Блума) был направлен в Англию, то в Уфимской епархии было уже не 14, а 48 действующих церквей, в их числе – несколько построенных при мне новых храмов, а также большое новое каменное здание епархиального управления с домовой церковью свт. Николая. |
| Роспись церкви Сергия Радонежского. 1973 г. |
В 1988 году отношение советского правительства к Русской Православной Церкви в известной степени изменилось. В Верховном Совете страны появились депутаты из духовенства. Даже не поставив меня в известность, меня назначили попечителем Государственного благотворительного фонда Башкирии, а потом попросили дать согласие баллотироваться в качестве кандидата в Верховный Совет РСФСР и в Верховный Совет Башкирии. Своего согласия я не дал и попросил отвести мою кандидатуру, так как не видел возможности совместить эти двойные обязанности. Это был уже 1989 год. Но я не отказался от другой возможности: приходить в Башкирский государственный университет и проводить там свободные беседы и лекции для студентов на темы науки и религии, отвечая на вопросы.
– Ваше присутствие в Великобритании многие расценивают как важную часть наследия митрополита Антония. Что вас с ним связывало? Почему он пригласил именно вас?
– Когда в 1987 году я приехал в Великобританию для участия в одном международном мероприятии, митрополит Антоний пригласил меня к себе на разговор, продолжавшийся в течение двух часов, и упросил меня дать свое согласие быть его помощником в Сурожской епархии. С владыкой Антонием я был лично знаком еще с 60-х годов, когда он приезжал в Лавру. Он также принимал участие в моей епископской хиротонии, и отказать ему я не мог. По существующей традиции владыка Антоний поставил свою паству в известность о том, что он приглашает меня в Англию в качестве своего помощника и что они должны будут высказать свое согласие или несогласие с этим. Возражений в связи с моим приездом ни у прихожан, ни у духовенства епархии не было.
Мною был получен Указ Патриарха о назначении меня викарием митрополита Антония, и в день моего приезда все духовенство епархии любезно встретило меня в кафедральном соборе. Вот так, неожиданно для себя, я и оказался в Англии, с помощью Божией завершая сейчас уже двадцатилетие своего служения здесь.
– Владыка, легко ли вам было покинуть Уфимскую епархию?
– В Башкирии тогда отметили мое шестидесятилетие. Президент Республики наградил меня государственной наградой – медалью Советского фонда мира. Это и неудивительно, поскольку Уфимская епархия всегда перечисляла деньги в этот фонд. Я простился со всеми, завершив свои дела. Помню, что последнюю подпись я поставил, когда Церкви был возвращен огромный центральный храм, ранее использовавшийся под кинотеатр. Теперь он восстановлен и является кафедральным собором епархии.
Конечно, я был уже немолодым человеком, и менять обстановку было нелегко, тем более что в начале 90-х церковная жизнь в России набирала силу, и, несомненно, мне бы и там нашлась работа. Однако священноначалие сочло необходимым поддержать владыку Антония, хотя это решение далось непросто. |
| С заключенными в колонии. Уфа. 1989 г. |
Перед моим приездом Святейший Патриарх Алексий II написал владыке Антонию: «Примите Владыку Анатолия в свою братскую любовь. Мы с печалью расстаемся с ним, но понимаем, что Вам нужен надежный помощник, и потому идем на эту жертву ради Вас, чтобы Вам легче было бы нести Ваше служение»,
– В этом году исполняется 20 лет вашего служения в Сурожской епархии. Вы не только исполняете обязанности викарного архиерея, но и ведете огромную пастырскую работу, особенно с русскоязычными прихожанами Лондонского собора и построенного уже при вас и вашими усилиями нового храма в Манчестере, где вы уже много лет являетесь настоятелем. Расскажите, пожалуйста, что значит строить православный храм за границей? Как сейчас развивается жизнь манчестерского прихода?
– Начну с истории этого прихода. Он получил свое начало в 1954 году, когда прибывшие туда так называемые «перемещенные лица» (бывшие военнопленные) объединились в православную церковную общину. Они вместе с настоятелем, протоиереем Николаем Поповым, сумели купить дом, в котором и сделали небольшую домовую церковь в честь Покрова Пресвятой Богородицы, находившуюся в юрисдикции Зарубежной Церкви. Однако после смерти о. Николая приход лишился постоянного настоятеля. К этому времени попечители прихода уже умерли, не передав никому своих юридических полномочий.
В 1993 году оставшаяся небольшая группа прихожан выбрала новый приходской совет и обратилась к Святейшему Патриарху Алексию II с просьбой принять эту общину в Московский Патриархат и направить к ним для служения священника, иначе приход мог исчезнуть, а помещение уже было взято на учет городским советом для городских нужд. По предложению митрополита Антония Сурожского Святейший Патриарх направил меня в Манчестер, поручив мне пастырское попечительство над этой общиной. По просьбе прихода регулярные богослужения совершались в то время один раз в месяц по воскресным дням. Это лишало меня возможности пользоваться годовыми отпусками, потому что я был постоянно востребован и в Лондоне, где кроме меня и о. Михаила Фортунато (регента) не было русскоязычных священнослужителей.
В 1998 году здание трехэтажного дома, в котором находилась Покровская домовая церковь, пришло в аварийное состояние. Власти города, опасаясь, что оно рухнет, решили его немедленно снести. При этом они уведомили приход, что если в течение пяти лет на освобожденном участке не будет построена новая церковь, то земля отойдет к городу.
В связи с отсутствием места для богослужений общине любезно была предоставлена часовня манчестерского университета, а через год, после того как в ней начался ремонт, мы перешли в англиканскую Петропавловскую церковь, где нам предоставили отдельный зал для богослужений. Наши скитания продолжались до 2003 года, пока не был построен новый храм.
В 2001 году мне, по благословению Святейшего Патриарха, синодальным определением было поручено строительство храма для формирующегося прихода Московского Патриархата в Манчестере на месте снесенного церковного дома. И почивший Патриарх Алексий, и нынешний Патриарх Кирилл с самого начала поддерживали мои труды по строительству нового ставропигиального храма в Манчестере. Однокупольное здание церкви выполнено в русско-византийском стиле. Слава Богу, теперь красавец-храм в честь Покрова Пресвятой Богородицы и святых Новомучеников и исповедников Российских построен, и в нем регулярно проводятся богослужения.
Надо отметить, что на пути к строительству этой церкви было много трудностей. Когда до окончания срока действия разрешения на строительство оставалось около двух лет, приходской совет и прихожане избрали меня попечителем по сбору средств на новую церковь.
Мне удалось найти спонсоров. Для оплаты всех работ понадобилось более 500 тысяч английских фунтов стерлингов, которые по моей просьбе и были перечислены на счета организаций, выполнявших наши заказы, как в Великобритании, так и в России.
Нельзя не отметить, что окончательная реальная стоимость всех перечисленных работ в отчете строительного комитета не включает сумм, затраченных на работы, сделанные в России: купол церкви, новые престол и жертвенник, две огромных мозаичных иконы для наружных стен, а также выполненные в Петербурге по художественным образцам решетки для ограды, церковных дверей и окон, и т. д.
Нужно еще раз подчеркнуть, что все эти заказы выполнялись по решению и просьбам строительного комитета, члены которого сами ездили в Россию, чтобы проконтролировать выполнение своих заказов. Оплату всех названных выполненных работ, а также их доставку морем осуществляли спонсоры только по моей просьбе.
Однако строительный комитет до сих пор не дал объяснения, почему он не внес суммы расходов по этим заказам в свой официальный отчет для Комиссии по благотворительности. Эти расходы требуют дополнительного изучения и пересмотра итоговых сумм. Озадачивает и тот факт, что с момента освящения храма до настоящего времени еще не было общего приходского собрания, на котором бы строительный комитет сделал объективный отчет о выполненных работах церкви и понесенных расходах, с указанием, откуда поступали средства, без которых было бы невозможно осуществить этот проект.
Строительство Церкви было завершено в 2003 году. Когда храм был построен, исполнилось 10 лет моего служения в Покровском ставропигиальном Патриаршем приходе г. Манчестера в качестве канонического предстоятеля Московского Патриархата.
– Приехав в Англию, вы еще застали старых прихожан, из первой волны эмиграции. Среди них была и Кира Артуровна Клегг, ваша духовная дочь и помощница. Многие из тех, кто знал Киру Артуровну, даже не подозревали, что она – бабушка нынешнего лидера английских либерал-демократов Ника Клегга. Не могли бы вы сказать несколько слов о ней, ведь Кира Артуровна была замечательным человеком.
– Да, я еще застал старых прихожан, но сегодня многих из них уже нет в живых. Как только я появился в лондонском приходе, Кира Клегг предложила мне свою помощь и в конце концов взяла меня под свою опеку. Для меня это был очень близкий по духу и полезный человек, с одной стороны, а с другой стороны, она сама была очень заинтересована в духовном общении со мной, постоянно приглашала к себе, помогала мне с английским языком, так что вся их семья стала мне близкой и родной. Ее дочь Джейн тоже всегда мне помогала. А вот с ее внуком Ником Клеггом, который сейчас стал крупным британским политиком, я встречался только на чаепитиях у его бабушки. Кроме традиционных слов приветствия наше общение дальше не пошло, к тому же он публично заявлял, что он сторонник атеистического мировоззрения. И все же я был неотделим от их семьи, у нас были очень хорошие отношения, как у родных людей. В последний период своей жизни Кира уже не могла ходить и слегла. Я ее соборовал, причащал и подготовил ее к смерти. Она тихо и мирно отошла в вечную жизнь. Я ее и отпевал. Я всегда молюсь о упокоении ее души.
Беседовали Лидия Григорьева и Галина Чуйкова
