ЖУРНАЛ  МОСКОВСКОЙ  ПАТРИАРХИИ
12-2010

ЦЕРКОВНАЯ ЖИЗНЬ

Игумения Иулиания (Каледа): «Монастырь расправил плечи»

Московскому Зачатьевскому женскому монастырю исполнилось 650 лет. Главным событием юбилейного года стало возведение собора Рождества Пресвятой Богородицы.
О возрождении обители, археологических раскопках и новом соборе ответственному редактору «Журнала Московской Патриархии» Сергею Чапнину рассказала настоятельница монастыря.


       – Мать Иулиания, давайте начнем издалека: в начале 90-х годов здесь было захолустье – вокруг старые неопрятные дома с коммунальными квартирами и пустыри. Сегодня этот район называют «золотой милей». Пройдешься по переулкам вокруг монастыря и не понимаешь, в Москве ты или где-то в Европе. Когда вы начали возрождать монастырь, можно ли было представить, что это место так преобразится?
       – Было такое ощущение, но не вполне определенное. Когда мы начинали восстановление обители, Господь, вероятно, покрывал нас Своей благодатью, и все казалось нам просто, мы не думали и не предполагали, с какими трудностями придется нам столкнуться. Мы ходили по территории будущего монастыря восторженные, радостные и говорили: «Здесь у нас будет собор...» В этом году на Введение во храм Пресвятой Богородицы будет 20 лет, как в первый раз я вступила на территорию обители. Мы пришли сюда с нашим старшим священником, тогда еще протодиаконом, Николаем Важновым и со старостой храма Ильи Пророка, что в Обыденском переулке, Виктором Ивановичем Горячевым договариваться о проведении первой Рождественской елки для детей из Обыденского храма. На месте собора стояло типовое здание школы, сохранился монастырский надвратный храм, а все остальное, что осталось, мало напоминало монастырь. С того дня все и началось.
      
       – Вы сразу решили восстанавливать обитель?
       – Конечно, желание восстановить здесь монастырь было, но я боялась об этом говорить вслух, настолько эта мысль была сокровенной. Потому стали поначалу хлопотать о надвратном храме, чтобы приписать его к Обыденской церкви. По благословению Святейшего Патриарха Алексия II было создано Сестринство во имя иконы Божией Матери «Милостивая», которое и стало ступенькой к будущему устроению монастырского жительства. Милостью Божией получили часть северного сестринского корпуса, обустроились, сначала вдвоем, потом втроем, через неделю взяли одинокую лежачую бабушку, стали за ней ухаживать. Скажу честно, мы тогда думали, что только походим по конторам, освободим помещение и будем просить Патриарха, чтобы нам прислали игумению вместе с сестрами, которые и будут возрождать здесь монашескую жизнь. Ведь это так непросто – монастырь возродить и храм построить. У нас не было ни благодетелей, ни средств; бывало, не хватало на хлеб, картошку, и очень часто мы не знали, что будем есть завтра и будем ли есть вообще. Но ни одного такого дня не было, чтобы Господь нас оставил. Всегда появлялись какие-то добрые люди, которые что-то приносили. А потом постепенно, корпус за корпусом, монастырские здания стали освобождаться от арендаторов. В 2002 году нам передали здание школы, хотя многим это казалось невозможным. А как только вывели школу и разобрали здание, начали археологические раскопки.
      
       – Как же вы решились на раскопки? Дело это, как известно, дорогое и хлопотное.
       – Ну как же! Это ведь древнейшая женская обитель первопрестольного града. Когда разобрали школьное здание, встал вопрос о том, что хорошо бы произвести археологические изыскания. Многие люди мне говорили, что это бессмысленное дело, стоит огромных денег: придут археологи, начнут кисточками по сантиметрику снимать, будут все изучать, и все растянется на несколько лет, потом начнутся проблемы, и в результате никто не разрешит строить на этом месте. Говорили, что лучше было бы, если бы мы тихонечко, пока никто не пришел, пригнали экскаваторы, быстренько вырыли котлован и построили собор. Но я решила, что не могу так поступить.
       Раскопки у нас производила Московская археологическая экспедиция Института археологии под руководством Андрея Леонидовича Беляева. Действительно, работы велись в течение нескольких лет. И я совсем не жалею, что мы взялись за это! Сколько интересного мы нашли! Все время было такое чувство, будто я сама опустилась вглубь веков. Были найдены фрагменты пола самого первого храма, по которому ступал еще святитель Алексий Московский со своими сестрами, преподобной игуменией Иулианией и монахиней Евпраксией. Обнаружили улицу келий конца XIV – начала XV века. Сами кельи сгорели, а погребочки остались. Во время пожара бревна попадали, завалили погребочки и поэтому керамическая посуда, которая там была, сохранилась. Огромные кувшины, разные крынки. Все это собрано, склеено и будет выставлено у нас в музее при монастыре.
       Мы нашли дофарфоровую посуду, так называемый китайский селадон. Эти предметы попадали на Русь чаще всего через Орду, ими могли пользоваться только великокняжеские особы, просто так в обиходе их не бывало. Аналогичные фрагменты ранее были обретены на территории Кремля и еще несколько фрагментов – в Китай-городе. А у нас здесь почти целая чаша сложилась. Такую чашу мог привезти и сам святитель Алексий, когда ездил в Орду. При раскопках было найдено много нательных крестиков самых разных периодов, образочков, монет, причем даже XIV века. Обрели слезницу (елейницу) XIV века – сосуд, который наполняли соборным маслом и клали при погребении в гроб. Причем у нас нашли елейницу, очень похожую на обретенную в захоронении сына Дмитрия Донского, то есть того же времени. Нашли кожаные тапочки, скорее всего, тоже XIV–XV веков: подобная обувь была обнаружена в захоронении преподобного Сергия Радонежского. Примечателен керамический рукомойник XV века в виде барана. Была раньше такая пословица: «Встану рано, пойду до барана». Не подумайте, что это значит: рано поутру пойду пасти домашнюю скотинку – барана, это, оказывается – пойти умыться. Нашли предметы быта: гребешки, зубные щетки, уже более поздние, XIX века, из костей домашних животных.
       Много захоронений было обретено среди остатков фундаментов соборных храмов, даже в кладке школы. Если пользоваться афонской традицией определения богоугодной жизни по цвету костей, то у нас здесь было очень много праведниц и святых. Я читала раньше про это, но никогда не видела и даже не очень представляла, как это может быть: медового цвета косточки. А у нас, когда открыли останки одной из монахинь, кто-то из сестер произнес: «Золотенькая монахиня». Действительно, золотого цвета косточки, янтарные, медовые. Множество праведниц здесь подвизалось, молитвами, слезами, потом которых стоял монастырь многие века и сейчас восстанавливается. В настоящее время, по благословению почившего Патриарха Алексия и ныне здравствующего Патриарха Кирилла, в подклете собора устраивается храм во имя всех преподобных отцев и матерей, в подвиге поста и молитвы просиявших. Ведь так хочется почтить память всех, кто здесь когда-то подвизался, а имен их мы в основном не знаем.
      
       – Заканчивается строительство собора Рождества Пресвятой Богородицы. И это новый, очень интересный проект. Кто здесь автор идеи и как долго вы работали над этим проектом?
       – Я всегда верила, что собор будет восстановлен. У меня ни на минуту не было сомнений. Несмотря на то, что кто-то нас, видимо по старой памяти, «врагами народа» называл, окурки бросали в окна, камнями угрожали побить...
       За всю историю монастыря на территории обители было четыре собора разной архитектуры. Первым был деревянный храм, построенный при святителе Алексии. Первый каменный храм Зачатия святой Анны был построен в 1514 году усердием великого князя Василия III по проекту известного итальянского архитектора Алевиза Фрязина, который возводил Архангельский собор в Кремле. Этот монастырский храм сгорел во время большого московского пожара в 1547 году, в царствование царя Иоанна Грозного, а в конце XVI века царем Федором Иоанновичем был выстроен третий собор, который просуществовал до конца XVIII – начала XIX века. К тому времени он пришел в обветшалое состояние, был разобран, а вместо него воздвигли новый, уже в другом стиле – собор Рождества Богородицы. Его авторство приписывают выдающемуся архитектору М. Ф. Казакову. Этот храм просуществовал до 1933 года, а затем его взорвали. Во время проведения археологических работ были обнаружены фрагменты фундаментов всех соборов.
       Последний собор был построен в неоготическом стиле, потому многие думали, что мы будем восстанавливать такой же. Но, честно говоря, мне всегда хотелось построить храм именно в древнерусском стиле, чтобы он органично вписался в облик монастыря. Древнейшая девичья обитель в Москве, собор в честь Рождества Пресвятой Богородицы... Хотелось, чтобы он действительно был такой легкий, стремящийся ввысь, светлый, отражающий девственную чистоту Матери Божией. Но очень многие тогда говорили, что никто не разрешит возводить новый храм в другом стиле. В какой-то момент я даже подумала: «Ну, хотя бы такой, хотя бы готический. Лишь бы только собор был». И вот, когда разобрали школу, однажды поздно вечером я прогуливалась по территории монастыря, остановилась около трапезного корпуса и огляделась. У обители уже был совершенно другой вид, пространство переменилось, монастырь как будто расправил плечи. А я смотрела в сторону надвратного храма и настоятельского корпуса (это самые древние строения монастыря), и вдруг увидела кусочек старой Москвы, и ощутила однозначно, что здесь надо строить в традиционном древне московском стиле. Когда я на следующий день кому-то об этом сказала, то никто не поверил, что это возможно. Но я поняла: если Царица Небесная благословит, все устроится. Призвав на помощь Пресвятую Владычицу, я пошла за благословением к Патриарху, взяв фотографию последнего собора и миниатюрную гравюру предыдущего, того, что конца XVI века, и представила все Первосвятителю. Его Святейшество очень внимательно рассматривал фотографии последнего собора, а потом вдруг посмотрел на меня и задал такой вопрос: «Матушка, а где мы с вами живем?» Я говорю: «В Москве». В ответ слышу: «Матушка, значит, надо в древнерусском стиле строить, что же нам с вами строить еще?» Обрадованная и подбодренная благословением Святейшего, я взялась за дело. Вместе с экономом, монахиней Евпраксией, стали обдумывать проект. Объездили огромное количество храмов в Москве и Московской области, каждый вечер у нас работало «архитектурное бюро». Наездимся, нафотографируем, насмотримся, потом начинам рисовать. Сколько было вариантов! Сестры-келейницы обычно в 2–3 часа ночи уже жаловались, говорили, что уже очень поздно, завтра рано вставать, может, в другой раз, и т. д. А мы с Евпраксией все рисовали, клеили, стирали, замазывали, вешали на стенку, смотрели, примеряли. Потом мы уже встречались с архитекторами и рассказывали, что хотим. Долго искали, кому можно такой проект доверить, многократно проходили бесконечные согласования. Сначала все в один голос говорили, что это невозможно построить.
       В конце концов «на семи акафистах» мы прошли один из главных советов, который принял решение, что все-таки можно строить здесь собор в древнерусском стиле. Почему на семи акафистах? Потому что я поехала на совет, а сестрам сказала, чтобы они читали акафисты один за другим, пока не позвоню. И вот на седьмом акафисте все решилось благополучно. Потом был еще градсовет, где от Патриархии присутствовал архиепископ Арсений, а Юрий Михайлович Лужков в заключение сказал, что раз Патриарх благословил, то мы не можем спорить, и наконец было принято положительное решение.
      
       – Собор у вас двухэтажный, многопрестольный – это сложное пространственное решение... Кто же ваши идеи воплотил?
       – Архитектурное объединение «Арххрам» под руководством Андрея Николаевича Оболенского, а непосредственно главным архитектором проекта является Наталья Борисовна Оськина. Она сама архитектор-реставратор и смогла, используя свой опыт в реставрации, спроектировать такой собор.
      
       – В соборе десять престолов, кому они посвящены и с чем связаны эти посвящения?
       – Сначала мы хотели восстановить историческую справедливость, т. е. все те приделы, которые были за всю историю обители. В жизни монастыря складывалось так, что один собор горел, строили другой. Какие-то приделы упразднялись, освящались новые. Главный престол посвящен Рождеству Пресвятой Богородицы, как это было в последнем соборе. Второй придел посвящен святителю Алексию, основателю обители, в соборе конца XVI века, и преподобному Алексию, человеку Божию, потому что наш монастырь первоначально носил название Алексиевский в честь Алексия, человека Божия, небесного покровителя святителя Алексия. Далее – придел святых праведных Иоакима и Анны, небесных покровителей обители, так как монастырь с XVI века именуется Зачатьевским. Точно так же мы восстановили старое посвящение приделов Казанской иконе Божией Матери и «Неопалимой Купине» – эти престолы связаны с памятью о наших преподобных основательницах игумении Иулиании и монахини Евпраксии. По преданию, именно на месте их погребения был построен храм сначала в честь Неопалимой Купины, а потом, так как он был маленький, не отапливаемый, алтарь разобрали, церковь увеличили, соединили с собором и освятили в честь Казанской иконы Пресвятой Богородицы. В 2001 году наши матушки-основательницы были канонизированы в лике преподобных жен, и ныне один из приделов посвящен им, как первоначальницам монашеского жития и нашим покровительницам. Еще один придел посвящен священномученику Киприану и мученице Иустине, в связи с тем, что пять лет назад нам с Кипра привозили мощи этих угодников Божиих и частичка святыни у нас осталась. Тогда митрополит Неофит, возглавлявший Кипрскую делегацию, высказал пожелание, чтобы мы, может быть, какую-нибудь часовенку освятили или придел во имя святых Киприана и Иустины. Святые угодники очень полюбились сестрам и народу, люди всё время приходят, раз в две недели в обители совершается молебен перед иконой с мощами. По благословению Святейшего Патриарха Кирилла решено было посвятить придел этим святым. Есть еще два престола, которых не существовало ранее в истории монастыря. Первый из них посвящен великомученику Димитрию Солунскому, небесному покровителю нашего главного благодетеля, на средства которого в основном и построен весь собор. Второй придел посвящен благоверной княгине Иулиании Вяземской, удивительной святой, которую сестры очень почитают, и она помогает нам в строительстве. Это моя небесная покровительница. Сестры очень желали, чтобы во имя нее тоже был придел, и Патриарх дал благословение. В подклете находится придел во имя преподобных отцев и матерей, в подвизе поста и молитвы просиявших, которого не только никогда не было, даже не предполагалось в первоначальном плане воссоздаваемого собора.
      
       – Внутреннее убранство будет соответствовать тоже эпохе, стилю?
       – Да.
      
       – Нередко приходится слышать, что сначала проектируется и строится храм и только после этого зовут иконописцев. Однако и архитекторы, и иконописцы единодушны в том, что проект иконостаса необходимо делать при проектировании храма, иначе могут возникнуть серьезные проблемы. У вас все благополучно? Кто пишет иконы и ставит иконостас?
       – У нас все развивалось одновременно. Хотя архитекторы и высказывали мнение, что сначала нужно построить собор, тогда будет видно пространство и станет возможно проектировать иконостас. Но мне, как говорится, не терпелось. И мы параллельно со строительством, хотя это, может быть, рискованно, начали проектировать иконостас главного алтаря. Этот проект разработал Алексей Борисович Котов, архитектор-реставратор, в свое время работавший в Кремле, принимавший участие в реставрации Сретенского монастыря. Его пригласили именно на проектирование иконостаса. Мы очень долго думали, в каком стиле нам подобрать иконостас, объездили различные храмы и решили делать в едином стиле с собором, то есть в стиле конца XVI – начала XVII века. Иконостас в соборе пятиярусный, плюс пядничный ряд. Декор выполнен из литья с применением слюды и покраски. В XVI веке достаточно часто применяли оловянное литье, его или серебрили, или золотили. Металлические тябла, покрашенные разноцветной эмалью, покрывали слюдой, а сверху накладывали литье. Такой иконостас сохранился в Благовещенском соборе Кремля. Мы долго этот вопрос изучали, смотрели, как делать... Ведь у нас высота иконостаса около 15-ти метров, а ширина 21 метр. Встречались и со специалистами по оловянному литью, но поняли, что при таком литье к 650-летию иконостас закончен быть не может, а только, может быть, лет через десять. В одной из мастерских нам предложили интересную технику, близкую к древней, но применимой в наших условиях. Мы согласились и начали реализовывать проект. Иконы для иконостаса начали писать непосредственно здесь, в монастыре, около двух лет назад. Иконописцы – наши прихожане, под руководством Ларисы Николаевны Шеховцевой, многие из них обучались в мастерских Троице-Сергиевой лавры. Самые большие иконы в иконостасе – деисусного ряда, высотой около трех метров. – Несколько лет назад Москва волновалась по поводу проекта собора, были выступления против, призывы защитить исторический центр города от монахинь, которые собираются чуть ли не изуродовать центр города! Это было просто непонимание или провокация? – Мне кажется, что тогда люди действительно не поняли, что мы хотим сделать. Защитники Москвы видели фотографии обители с последним собором, и казалось само собой разумеющимся, что надо восстанавливать именно такой храм. Тем более что он действительно очень редкий по архитектуре. Но напряжения давно уже нет, ситуация изменилась. Самые разные люди приходят на территорию монастыря и спрашивают: «Матушка, а когда вы закончите реставрацию храма?» Мы отвечаем, что реставрация давно окончена, имея в виду Свято-Духовский, у нас там уже несколько лет службы идут. Они продолжают: «Да нет, когда вы закончите реставрацию вот этого, большого храма и когда у вас начнется служба?» Мы разъясняем, что это не реставрация, а строительство. Нам возражают: «Да невозможно в наше время такое построить, это реставрация». На освящении крестов в прошлом году глава местной управы сказал, что жители района в потрясении находятся, когда они покупали квартиры, то и не предполагали, что здесь какой-то монастырь, а теперь поняли, какое ценное жилье приобрели, потому что у них теперь удивительный вид из окон. Теперь уже не слышно ни одного отрицательного отзыва.
      
       – Местные жители ходят в храм?
       – Ходят, но не могу сказать, что их много. Бывает, мне говорят: «Конечно, вы живете на Остоженке, и подворье у вас в Барвихе – всё для вас просто». Но я скажу, что мы многие годы уже в XXI веке и в самом центре Москвы жили без горячей воды, без отопления. Бабушек в богадельне согревали пластмассовыми бутылками с горячей водой. Сестры по очереди ставили обогреватель в кельи и радовались возможности немного побыть в тепле. На самом деле, мы очень благодарны Богу и Царице Небесной, что не оставляют нас, потому что не нашими слабыми усилиями, а помощью Божией и заступничеством наших небесных покровительниц преподобных Иулиании и Евпраксии и святителя Алексия все здесь строится. Конечно, Всесвятая Владычица посылает нам добрых людей, с помощью которых вся эта красота восстанавливается. Потому что без материальной поддержки невозможно ничего построить.
      
       – Вы упомянули о монастырском музее, что войдет в экспозицию?
       – К сожалению, далеко не все из того, что мы нашли. Потому что найдено очень много. Основу экспозиции составляют остатки фундаментов соборов, существовавших на территории монастыря. Кроме того, будут представлены важнейшие археологические находки по историческим периодам. К тому же подготовлена экспозиция, где представлены личные вещи последних насельниц монастыря и последних духовников обители – история последнего времени.
      
       – Как вы видите основную задачу монастырского музея?
       – Идея создания музея возникла так: когда мы откопали фундаменты, я принимала участие в раскопках. Следы московского пожара 1547 года сильно меня потрясли, у меня было такое впечатление, что я сама была свидетельницей, когда держала в руках обгоревший кирпич, расплавленную лаву. А потом мы нашли ступени лестницы, по которой наши монахини ходили. Тогда стало понятно, что это невозможно уничтожить, выбросить на помойку, это обязательно должно остаться. В первую очередь как монастырская святыня, которая соединяет нас со всеми предыдущими поколениями монахинь. В этом суть экспозиции – представить и для сестер монастыря, и для всех, кто будет посещать монастырь, жизнь тех насельниц, которые здесь подвизались. Дать возможность приходящим приобщиться, буквально прикоснуться к истории.
       Во время раскопок был такой интересный случай. Когда мы там сами копали с разрешения археологов, то наткнулись на кость какого-то животного. Причем сначала не поняли, что мы нашли, позвонили археологам, они перепугались, приехали. Посмотрели и говорят: «Матушка, Вы знаете, это или кость мамонта, или кость шерстистого носорога». Я говорю: «Откуда здесь, в Москве, носорог или мамонт?» Они вызвали главного палеонтолога, он посмотрел и говорит: «Матушка, а что вы удивляетесь, это задняя лапка мамонтенка». С удивлением спрашиваю: «Откуда здесь, в центре Москвы?» Он поясняет: «Вы не забывайте, что здесь центр Москвы не всегда был, ничего удивительного нет, там, где Лужники, целое пастбище мамонтов нашли». Так что у нас в экспозиции музея будет еще и мамонтенок представлен.
      
       – Мы много говорили о внешнем, о строительстве. Что же такое монастырская жизнь в самом центре Москвы? Вы отгораживаетесь от мегаполиса?
       – Внешнее главное событие – это, конечно, строительство, восстановление собора, монастыря. Хоть сейчас это и центр Москвы, но очень многие люди, даже далекие от Церкви, отмечают, что это особое место. Когда я первый раз вошла сюда в 1990 году, когда здесь была мерзость запустения и мало что походило на монастырь, всё равно очень чувствовалась намоленность. Мы с сестрами очень счастливые, несмотря на то, что, конечно, в центре Москвы трудно устраивать монашескую жизнь, трудно в центре такого мегаполиса воздвигать монастырь именно в глубоком внутреннем смысле, но мы счастливы, что Господь привел нас на место, где подвизались наши Матушки-основательницы, преподобные Иулиания и Евпраксия Московские, и целый сонм преподобных жен. Это нас очень укрепляет и поддерживает.
       Последняя игумения монастыря при закрытии обители в 1920-е годы передала всех сестер на милость Царицы Небесной, сказав, что отныне Сама Богородица – их игумения. Мы это очень чувствуем. Все основные события в обители происходят на празднование главной святыни монастыря – иконы Божией Матери «Милостивая». Как бы мы ни планировали, как бы мы по-человечески ни хотели что-то сделать в другое время года, чтобы не холодно было, потому что 25 ноября уже почти зима, но, по не зависящим от нас причинам, главное выпадает на этот день. Это и освящение всех храмов, и закладка собора, и освящение колоколов, крестов, теперь вот подошло и освящение собора. Особенно вспоминается снос бензоколонки перед монастырем, возвращение иконы Божией Матери «Милостивая» из Обыденского храма. Бензоколонка стояла с 1937 года, за одну ночь Царица Небесная ее снесла перед тем, как вернуться в обитель. Всё это – свидетельство того, что мы только орудие в руках Божиих. Пречистая Владычица нам, таким немощным и грешным, слабым, помогает здесь подвизаться. Монашеская жизнь – это сокровенная жизнь, обновление ветхого нашего человека. И раз нас Господь привел сюда, значит, именно здесь мы должны проходить наше служение и здесь, в центре города, среди народа, уметь внутренне уединиться и быть всегда со Христом. Потому что никто и ничто не должно человеку-христианину и тем более монаху препятствовать быть со Христом.

Фото Елизаветы Астрецовой