 |
ЖУРНАЛ МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ
| 12-2000 |
БОГОСЛОВИЕ
Церковный Собор и церковно-реформаторское движение
1. Группа 32-х священников
В исторической дискуссия о судьбах Русской Церкви, имевшей место в начале ХХ века и связанной с вопросом о Поместном Соборе и его составе, особый резонанс имели записки группы петербургских священников, первая из которых была опубликована в "Церковном вестнике" от 17 марта 1905 года, а вторая - в том же органе печати 26 мая. В дальнейшем эта группа получила название группы 32-х священников, хотя количество подписей, стоявшее под первой запиской, до сих пор не известно. Позднее группа "32-х" была преобразована в Союз (Братство) ревнителей церковного обновления (СРЦО), в программных документах которого в течение 1905 - начала 1907 года были сформулированы основные положения церковного реформаторского движения.
Все в истории группы "32-х" являет какую-то загадку, на всем лежит завеса тайны. Почему в публикации первой записки "Церковным вестником" отсутствовали подписи авторов1 ? Почему эта "Записка" оказалась в редакции за пять дней до того, как было дано формальное разрешение к ее напечатанию? Что означает оговорка А. В. Карташева о том, что при составлении "Записки" ее авторы пользовались помощью некоего мирянина с хорошей богословской подготовкой? Наконец, какова судьба группы "32-х" (СРЦО) после 1906 года?
Историю организации группы 32-х священников можно отчасти реконструировать по различным источникам. В 1923 году А. И. Введенский2 вспоминал, что эта группа образовалась по инициативе священника П. Кремлевского, в нее с самого начала входили священники И. Егоров, Г. Петров, П. Раевский. Член группы, профессор-протоиерей М. И. Горчаков указывал на страницах газеты "Новости", что формальным поводом к созданию группы послужили события 9 января 1905 года и последовавшее за ними послание Святейшего Синода. М. И. Горчаков писал, что в Петербургском пастырском собрании все громче стали раздаваться голоса о несвободе Церкви.
9 февраля 1905 года члены группы обратились к митрополиту Санкт-Петербургскому Антонию (Вадковскому) с просьбой о встрече, которая состоялась 14 февраля. На ней "Высокопреосвященный митрополит дал благословение кружку собираться и обсуждать настоятельные нужды и больные вопросы церковной жизни"3. 15 марта митрополиту Антонию была подана записка, которая и стала в дальнейшем называться "Первой запиской группы 32-х священников".
Интересно, что в программном сборнике "К Церковному Собору" авторы записки делают странное заявление: "Оказалось, что вечером 15 марта в покоях митрополита Антония должны были собраться члены Святейшего Синода", причем именно после этого собрания митрополит дал разрешение на печатание этой записки в "Церковном вестнике"4. Конечно, очень сомнительно, что петербургские священники ничего не знали о готовящемся собрании Синода.
Первая записка группы 32-х вышла в свет в тот момент, когда борьба за инициативу в вопросе о реформе Церкви достигла своего апогея. Напомним, что около 10 марта появилась первая записка С. Ю. Витте, 12 марта - "ответ" К. П. Победоносцева, 13 марта Победоносцев добился Указа Императора о передаче вопроса в Синод, а 17 марта (за день до второго заседания Синода, на котором решался вопрос о реформах и Соборе, то есть в очень важный и тактически очень точно рассчитанный момент), появилась "Записка 32-х".
В сущности, по сравнению с другими документами того времени "Записка" не содержала ничего нового: в ней шла речь о необходимости в ближайшее время организовать Церковный Собор и рассмотреть на нем вопрос о восстановлении патриаршества. Авторы записки, по-видимому, были крайне обеспокоены тем обстоятельством, что Православная Церковь окажется еще более несвободной в ситуации, когда представители других конфессий эту свободу получат. Указывалось на то, что Православная Церковь практически никак не участвует в общественной жизни и не оказывает на нее никакого влияния.
Записка содержала предложения учредить епископские кафедры во всех более или менее крупных населенных пунктах, ввести выборный епископат, возродить митрополичьи округа и повременные областные Соборы. Принципиальное значение имело другое обстоятельство: "Первая записка 32-х священников" была и первым официальным и коллективным выступлением группы пастырей Церкви по вопросам церковной реформы - до этого по данному поводу высказывались только государственные деятели, церковные иерархи и профессора Духовных академий. Факт "демократического" происхождения записки и определил повышенный интерес и к самой группе, и к ее публикациям. С этой точки зрения для нас важно проследить дальнейшую динамику взглядов членов группы.
В мае 1905 года те же, по всей видимости, авторы выпустили в свет вторую записку, в которой обосновывалась необходимость участия в предстоящем Церковном Соборе мирян. Этот тезис как раз был той "временной платформой", которая могла объединить представителей диаметрально противоположных лагерей. В целом для церковной ситуации 1905-1906 годов характерно, что люди совершенно противоположных мировоззрений становились на время союзниками по тем или иным вопросам, пытаясь часто просто спекулировать на реальных проблемах жизни Церкви.
Против участия мирян в Соборе возражали в то время только "радикалы", такие, как епископ Волынский Антоний (Храповицкий). Своеобразие второй записки "32-х" составляет предполагаемый состав Собора. Согласно ее тексту, каждая епархия должна представляться на Поместном Соборе равным количеством клириков и мирян; при этом совершенно неясно, сколько же на Соборе будет епископов (которые, конечно, должны также избираться клириками и прихожанами своей епархии); открытым остался вопрос о присутствии на Соборе представителей монашества.
Цензор "Церковного вестника" епископ Сергий (Страгородский) заметил в примечании к публикации, что подобный проект очень сильно отдает сословностью: "Боясь влияния епископов, автор (естественно, коллективный. - свящ. Г. О.) хочет большую часть голосов отдать белому духовенству, позабывая, что и оно не избрано народом... Та же тенденция сказывается... и в сословной постановке выборов... Из того же источника, наконец, и это желание избрать председателем кого-нибудь из "своих". Едва ли много доверия вызовет к себе такой "собор" и едва ли он может быть признан выразителем церковного сознания"5.
Петербургский историк С. Л. Фирсов в своей кандидатской диссертации впервые обратил внимание на ряд важных обстоятельств, сопровождавших появление в печати первой записки "32-х". Самым интересным является тот факт, что редакцией "Церковного вестника", в котором записка впервые была опубликована, получена она была за пять дней до обсуждения ее у митрополита Антония (Вадковского). С. Л. Фирсов высказал предположение о том, что статья, выполненная в форме письма священников, была косвенно поддержана церковным руководством, старавшимся через государственные институты и Синод влиять на Императора и через "общественное мнение" - на церковную общественность и светские круги, заинтересованные в реформировании Православной Церкви.
Список лиц, причастных к созданию первой записки "32-х", до сего дня представляет собой историческую загадку. Есть косвенные данные, что к составлению записки имели отношение священники Г. Петров, М. Горчаков, архимандрит Михаил (Семенов), П. Раевский, К. Аггеев.
Кто был составителем первой записки "32-х", под чьим руководством проходила эта работа? В связи с деятельностью группы "32-х" А. В. Карташев пишет в своем обзоре "Русская Церковь в 1905 году": "Живо закипела интимная работа, энергично поддерживаемая вдохновением и богословской эрудицией одного преданного Церкви мирянина"6 .
Заметим при этом, что в сборнике "К Церковному Собору", вышедшем в 1906 году и содержащем в себе ряд статей группы "32-х", имеются две статьи Н. П. Аксакова, получившего очень хорошее богословское образование и регулярно выступавшего на страницах "Церковного вестника" со статьями, очень близкими по содержанию к запискам 32-х священников. Остается только догадываться, кто был этот мирянин, но вполне вероятно, что им мог быть Н. П. Аксаков.
Очевидно, деятельность 32-х священников могла рассчитывать на сочувствие Священноначалия только до тех пор, пока эта группа оставалась в рамках общих требований созыва Поместного Собора. Как только столичные священники выступили с заявлениями о предоставлении каких-либо дополнительных прав на Соборе членам клира и мирянам, они лишились соответствующей поддержки.2. Союз ревнителей церковного обновления
По всей видимости, именно на основе "группы 32-х" был образован Союз ревнителей церковного обновления, в программных документах которого в течение 1905-1906 годов были сформулированы основные положения реформаторской церковной программы, в значительной степени взятые на вооружение обновленцами в 1920-х годах. Укажем те пункты программы, которые имеют непосредственное отношение к теме статьи.
19 октября 1905 года на общем собрании СРЦО был одобрен "Проект церковных реформ"7 , содержащий ряд примечательных предложений.
П. 2. "Каждый собор составляется не из одних епископов, но и из выборных представителей клира и мирян, не менее двух от каждой епархии".
Комментарий: таким образом, на Церковных Соборах архиереев всегда будет менее трети.
П. 8. "Каждый приход во главе с предстоятелем составляет свободное братство (свободное от кого? - свящ. Г. О.), юридически самостоятельную общину, которая сообща управляет своим церковным имуществом и занимается делом приходской благотворительности".
Комментарий: трудно судить, о какой "свободе" идет речь, но можно предполагать, что реально авторы программы планировали так организовать церковную жизнь, чтобы приходы были абсолютно бесконтрольны по отношению к правящему епископу. Так понимали соборность Церкви члены СРЦО. Заметим, что подобная ситуация выгодна тем, что позволяет провести на Соборе любое предложение, направленное на дискредитацию епископской власти (ведь совершенно ясно, кто будет играть первую скрипку в "свободных братствах", это 20-е годы показали очень наглядно, - деятели a la Георгий Гапон и В. Красницкий).
П. 12. "Каждая церковная или церковно-общественная должность считается выборной: членов приходского клира избирает приход, епископа - местный собор".
Комментарий: дальнейшее развитие "соборности" по обновленческому образцу. Здесь интересно не то, что речь идет о выборных клириках и епископате, об этом говорилось в многочисленных публикациях того времени, но то, что выборность становится одним из основополагающих принципов жизни Церкви.
П. 14. "Монастыри, освободившись от бесконтрольного господства настоятелей (??? - свящ. Г. О.), организуются в свободные общины или братства, главным образом для благотворительных целей".
Комментарий: весьма примечательна ремарка к этому пункту: "Каким образом возможно наилучше поставить дело монастырской благотворительности? Желательно ли реорганизовать современные монастыри в самой идее и целях (курсив мой. - свящ. Г. О.) или только устранить ненормальности монастырской жизни?" (в связи с этим пунктом следует заметить, что члены СРЦО вообще очень недолюбливали монашество - можно отметить, что монахам не нашлось места в проекте Церковного Собора во второй записке группы "32-х").
Таким образом, мы можем утверждать, что уже к концу 1905 года в недрах СРЦО сложилась четкая программа "обновления" церковной жизни, весьма близкая к тем образчикам, которые имели хождение в 20-е годы. Мы можем себе хорошо представить, какой виделась "обновленная" жизнь ее "ревнителям": страсти, бушующие во всяком приходе и епархии, интриги, связанные с выборными должностями клириков и епископа, "свободные братства" - обновленно-монастырские или приходские - которые, конечно, не удовлетворятся столь скромными требованиями проекта и пойдут гораздо дальше по пути обновления - литургического, экуменического и т. д. - все это нам хорошо знакомо.
Дальнейшее развитие идеи проекта нашли в Программе СРЦО, опубликованной в февральском номере "Церковного вестника" за 1906 год. Как далеко простирались намерения членов Союза, видно из третьего пункта программы: "Союз полагает, что догмат о единстве Церкви возлагает на него, как и на всех христиан, долг стремления к действительному объединению между собой членов Церкви, начиная от приходской общины, продолжая объединением между собой больших и великих церковных обществ вплоть до установления полного и живого единения между всеми христианскими церквями" (курсив мой. - свящ. Г. О.).
Обратим особое внимание на пункты 11 и 12 программы - в них содержится призыв к обновлению всех сторон жизни посредством достижений науки и искусства (конечно, свободных!), вообще культуры. Демагогически спекулируя на богословском тезисе о церковной задаче преображения окружающего мира, составители программы фактически очень близко подходят к уничтожению грани между Царством Божиим и миром греха8. Именно на эту сторону анализируемых документов следует обратить особое внимание - сформулированные в абстрактном виде, они могли подтолкнуть читателя к любым выводам - в этом проявилась непоследовательность позиции СРЦО, оставлявшего себе принципиальную лазейку для отступления в случае нареканий со стороны церковной власти.
В марте 1906 года СРЦО выступает с развернутой политической программой, опубликованной в 11-м номере "Церковного вестника". Опираясь на доводы своего единомышленника, профессора протоиерея П. Я. Светлова9, авторы статьи, вполне в хилиастическом духе, призывают своих сторонников созидать на земле Царство Божие. При этом даются конкретные рекомендации и мирянам, и пастырям. Первым необходимо постоянно заниматься поиском лучших форм общественной жизни. Пастырь же "должен занимать положение внимательного наблюдателя, зорко следящего за развитием каждой партийной программы, усердно изучающего все перипетии социального движения, насколько оно отражается в борьбе и жизни политических партий".
Что стояло за политическими и культурологическими интенциями СРЦО? Проблема взаимоотношений Церкви и культуры, действительно одна из серьезнейших проблем, решалась "ревнителями" и их сторонниками следующим образом. Речь шла не о воцерковлении культуры, а о своеобразном вокультуривании Церкви. С удивительно наивной прозорливостью "Церковный вестник" констатировал в одной из редакционных статей, что "вся культура, вся жизнь в ее разветвлениях расходятся с христианской религией и отрицают ее (курсив мой. - свящ. Г. О.), что христианство в настоящее время есть только настроение отдельных лиц"10.3. Идеологическая платформа русского
церковного реформаторства начала века
Говоря о деятельности группы 32-х священников, мы должны поставить перед собой вопрос: отвечала ли эта деятельность реальным потребностям церковной жизни?
Связь между церковными и государственными преобразованиями в России начала ХХ века очевидна. Коренная перестройка системы управления государством, те трагические политические катаклизмы, которые сотрясали Россию в то время, не могли оставить Церковь в стороне. Именно в изучаемый период времени С. Н. Булгаковым, А. В. Карташевым и некоторыми их единомышленниками (в первую очередь В. Свенцицким, В. Эрном, священником К. Аггеевым) выдвигается тезис о том, что общественный и политический индифферентизм является мировоззрением безнравственным, утопическим и антихристианским11. Следует отметить, что данный тезис только на первый взгляд кажется нетрадиционным. Дело в том, что Церковь, будучи по природе апостольской, призвана на все времена нести в мире апостольскую миссию, призвана "воцерковлять" социум. Поэтому любые изменения в социальной сфере всегда приводят в той или иной степени к "ответу Церкви", который в идеале является реализацией Церковью своего апостольского призвания в новых исторических условиях. Собственно об обновленчестве (в данной статье, во избежание некоторых недоразумений и нареканий, мы все-таки стараемся использовать термин "реформаторство") нужно говорить тогда, когда ситуативные потребности социума навязывают свою логику тем или иным церковным или околоцерковным группам и толкают их к действиям, которые не соответствуют церковному Преданию. Другими словами, обновленчество - это попытка решить реально существующие или мнимые проблемы церковной жизни неадекватными с точки зрения Предания способами.
Какие выводы применительно к ситуации в Церкви делают единомышленники С. Н. Булгакова и А. В. Карташева в 1906 году? Здесь мы можем выстроить следующую логическую цепочку, в основании которой лежит знаменитый тезис В. С. Соловьева о "христианской политике".
Христианин должен активно откликнуться на те события, которые определяют дальнейшую судьбу России. В этой ситуации необходимо ставить вопрос о христианской политике как способе реализации заложенного в христианском вероучении потенциала преображения мира и человеческой истории. Но что для христианина является главным в его отношениях с окружающими людьми? Очевидно, заповедь любви, поэтому христианин должен искать такой идеал, который наиболее соответствует практическому воплощению этой заповеди. Для сторонников идеи "христианской общественности" и "христианской политики" было очевидно, что в политической сфере наиболее близки этому идеалу демократические принципы политической и юридической свободы личности. В соответствии с этим вся церковная политика должна соответствовать практической реализации принципа широчайшей политической и экономической свободы, а также эмансипации личности.
А. В. Карташев в своих воспоминаниях о С. Н. Булгакове рассказывает о том, каким образом возник кратковременный союз С. Н. Булгакова и представителей группы 32-х священников. С. Н. Булгаков явился на одно из очередных заседаний группы, имевших место на квартире священника К. Аггеева, прямо с организационного заседания новообразовавшейся (конституционно-демократической) партии и пригласил духовенство вступить в эту партию.
Знакомство петербургских священников с С. Н. Булгаковым и членами "Христианского братства борьбы" привело к организации еженедельного журнала "Век", издававшегося в период с ноября 1906 по июль 1907 года. Именно на страницах "Века", вокруг которого объединились, с одной стороны, философы, историки и богословы (С. Н. Булгаков, А. В. Карташев, В. Ф. Эрн, В. Свенцицкий, С. Аскольдов), а с другой - члены СРЦО, мысль о глубокой связи и зависимости политических и церковных преобразований в России получила свое логическое оформление и завершение.
При этом для адептов рассматриваемой идеи было ясно, что вопрос социальной активности христианина по сути есть вопрос культурной активности. Последовательную позицию в этом вопросе занимает А. В. Карташев, который указывает, что для жизни Церкви интеллектуальный багаж интеллигенции представляет огромную творческую ценность. Однако его прогноз по поводу возможности вместить новое вино в старые мехи пессимистичен: "Наиболее глубоко и опытно связанные с жизнью носители религиозных задач наших дней расширяют самую сущность христианства привнесением в него новой задачи религиозной культуры или общественности... и... доходят иногда до сознания необходимости нового религиозного откровения, обновленного христианства, как бы новой религии"12 . Что это за "новая религия", разъяснил через две недели в своей статье С. Аскольдов. Для новых искателей Истины, по его мнению, стали тесными "вековые традиции христианского вероучения и морального настроения... для них характерно стояние вполоборота к евангельскому образу Христа (курсив мой. - свящ. Г. О.), от образа Которого мы отделены стеной старых и новых толкований, ликами христианских святых и угодников... В приобщении к духу истинного евангельского Христа и должна заключаться сущность христианского возрождения. И это приобщение уже не будет делом внешней реформы, но составит коренное изменение всего духовного содержания современной Церкви"13.
Именно это стояние вполоборота к образу Христа (и к Церкви, добавим от себя) и составляет главное содержание того, что мы называем церковным реформаторством (позднее - обновленчеством).
Таким образом, подчеркнем еще раз, проповедуя воцерковление культуры, сотрудники "Века" в 1906-1907 годах на самом деле вели своих читателей к модернистскому "вокультуриванию Церкви".
Что стояло за идеями "Века", призывавшего своих читателей к "христианизации" всех сторон жизни общества - государства, экономики, культуры, науки? Сейчас мы можем ответить на этот вопрос вполне определенно - это четко выраженный хилиастический мотив: "Христианская общественность, Царство Божие и на земле - вот что написано на стяге, под которым стоит церковное обновление"14.
Под этими словами, нам представляется, могли бы подписаться многие из тех, кто в той или иной степени разделял идеи "Века" и СРЦО.
Очень глубокой критике подверг в одной из своих статей эту хилиастическую тенденцию протоиерей Георгий Флоровский, указывая, что религиозная заданность русских "богоискателей" превращалась в попытку совмещения язычества с историческим, церковным христианством, поиском рая на земле, который может быть обретен последним "усилием добра". Религиозное осмысление жизни в этой ситуации превращается в один из вариантов теории прогресса15.
Однако "союз" С. Н. Булгакова и А. В. Карташева и их единомышленников с петербургскими священниками не мог быть долговременным - С. Н. Булгаков не мог не видеть, что деятельность церковных обновленцев по своему содержанию является вульгаризацией его идей и программы16.
Именно члены СРЦО из числа петербургских священников и близкие к Союзу церковные реформаторы делают лишний, но гибельный шаг, который сам С. Н. Булгаков делать был не склонен: в определенный момент они переносят на церковную сферу чисто политические категории, такие, как "право личности", "представительство", "право голоса", "парламент" и т. д., в результате чего "Собор" превращается в "парламент", "рецепция" - в "референдум", "церковная иерархия" - в "представительство". Суть этой подмены заключается в том, что задача церковного самоопределения в новых социально-политических условиях заменяется скатыванием к политизации богословской программы и в конечном итоге, как видно по документам СРЦО 1906 года, ее редукцией.
В своих воспоминаниях С. Н. Булгаков с горечью писал о своих политических и религиозных исканиях начала века: "Сейчас мне самому является чем-то для себя уничижительным, а вместе и непонятным, как мог я так долго духовно спать или находиться в духовно обморочном состоянии. Этот период религиозной пустоты представляется мне сейчас самым тяжелым временем моей жизни именно по своей религиозной бессознательности... Очевидно, мне предстояло изжить до дна всю пустоту интеллигентщины и нигилизма, со всей силой ударить об эту каменную стену..."17. Примечательно, что когда С. Н. Булгаков, будучи депутатом II Государственной Думы, позволил себе критиковать поведение левых священников, они заявляли ему, что они его "духовные чада", что они действовали по программе его брошюры "Неотложная задача".
Для нас важное значение будет иметь то обстоятельство, что движение за церковные реформы начала века было очень неоднородным по своему составу - оно включало в себя и представителей петербургской и московской интеллектуальной элиты, и простых сельских священников. В этой социальной пестроте была потенциально заложена опасность "двойного редукционизма": с одной стороны, опасность сведения сугубо церковных вопросов к политической проблематике; с другой - опасность актуализации противостояния епископата и клира и выдвижения со стороны наиболее радикальной части последнего требований, явно идущих вразрез с православными канонами, - эта тенденция наиболее ярко была выражена в программных документах СРЦО, о которых речь шла выше, и статьях в либеральных органах периодической церковной печати.
Как известно, этот аспект обновленческого движения проявился наиболее последовательно в 20-е годы. В связи с этим мы должны отметить, что в СРЦО входили не только те, кто чаял "движения воды" в русском политическом море, но многие честные и искренние люди. К числу последних можно отнести и автора цитировавшейся выше брошюры "Сущность церковного обновления", будущего священномученика протоиерея Михаила Чельцова, который пытался показать, что обновление церковной жизни - не отказ от прошлого, не творение нового, не насилие, а раскрытие и выявление сущности церковной жизни, ее созидание.
Н. А. Бердяев выступил на страницах "Века" с очень убедительной критикой программ церковных обновленцев, указывая на то, что, нападая на Православие, те или иные группы отнимают от исторического тела Церкви те или иные признаки или свойства по своему произволу. Таким образом и появляются в обновленческих программах критика Святейшего Синода, государства, призывы к "христианской политике", воцерковлению культуры, ненависть к монашеству и так далее. "Современные реформаторы и обновленцы находят возможным отнимать от Православия все неприятные им свойства и оставлять лишь то, что им нравится, равно как и прибавлять, обогащать Православие отрадными завоеваниями прогресса"18. Н. А. Бердяев справедливо указывал, что подобная позиция (которую он назвал самообоготворением) фактически представляет собой попытку сделать мерилом духовной жизни не Церковь и Предание, а субъективные переживания и случайные идеи тех или иных "новаторов".
Подводя итог, мы должны указать на главную особенность рассматриваемого движения, которое постоянно "возрождается" на протяжении всего ХХ века в Русской Церкви в новых исторических обстоятельствах, будь то революция 1917 года или современные нам события: это отказ от подвига, без которого бессмысленно говорить о тех или иных церковных задачах; это стремление опустить "церковную планку" до своего наличного духовного уровня, или, как считают "реформаторы", до которого необходимо "подтянуть историческую Церковь".ПРИМЕЧАНИЯ
1 Конечно, можно предполагать, что члены группы опасались санкций со стороны Священноначалия, однако полная анонимность всех без исключения публикаций "32-х" вызывала недоумение уже у современников.
2 Введенский А.И. Церковь и государство. Очерк взаимоотношений. 1918-1922. М., 1923. С. 23-24.
3 К Церковному Собору (сборник статей группы 32-х священников). СПб., 1906. С. 11.
4 Там же. С. 111.
5 Церковный вестник. 1905. № 21.
6 Церковный вестник. 1906. № 2.
7 Полностью текст проекта см.: Церковный вестник. 1906. № 3.
8 П. 11. "Союз признает, что Церкви принадлежит обетование обновить весь мир и что свободная наука, искусство, вообще культура представляют не только могучие средства этого обновления, но, христиански преображенные, они входят как элементы в Царство Божие".
П. 12. "Союз полагает, что принцип, лежащий в основе христианских отношений ко всем внецерковным союзам и организациям, должен определяться :
а) законом любви христианской наподобие всеобъемлющей любви Отца Небесного;
б) взглядом на весь мир как на область, подлежащую претворению христианами в Царство Небесное".
9 В одной из своих книг профессор протоиерей П. Я. Светлов указывал: "Христианству предстоит великая задача довершить свою миссию в истории: вместе с преобразованием обществ, народов, человечества создать истинно-христианскую цивилизацию, перевести перенесенное им Царство Божие из внутреннего мира лиц во внешний мир и преобразованием общества и цивилизации в духе евангельских начал создать Царство Божие на земле" (цит. по: Церковный вестник. 1906. № 11. Стб. 324).
10 Церковный вестник. 1906. № 19. Стб. 611. Журнал "Век" подчеркивал в своей первой редакционной статье: "...русская религиозно-общественная жизнь сама собою выдвинула на первое место задачу примирения христианских воззрений с современной культурой..." [курсив - редакции журнала "Век" (1906. № 1. С. 2)]. В другой публикации тот же орган призывает Церковь воспитывать в своих недрах такое же интимное отношение к внецерковному творчеству, как и к религиозному (Церковный вестник. 1906. № 49. Стб. 1608). В чем истинная причина того, что пути Церкви и культуры видимым образом разошлись, указал в своей статье А. Чирецкий: "Общество стало удовлетворять свои потребности самостоятельно, помимо церковного руководства. Рядом с Православием возникла "новая вера" и устрояла свой храм, на фронтоне которого была надпись: "христианство и культура" (Богословский вестник. 1906. Июль. С. 475-476).
11 См. подробнее: Булгаков С. Н. Неотложная задача. М., 1906. С. 11. В одной из своих статей в "Веке" С. Н. Булгаков, в частности, указывает: "...общее политическое освобождение есть тоже одно из условий, хотя и отрицательных, грядущего церковного возрождения, и отсюда следует признание и чисто политических обязанностей его перед современным освободительным движением" (Век. 1906. № 7. С. 78). Священник К. Аггеев пояснял, что задача религии заключается не только в воздействии на личность, но и в формировании соответствующего религиозным началам социального строя (см.: Век. 1907. № 10. С. 121).
12 Век. 1906. № 1. С. 4.
13 Век. 1906, № 3. С. 30-31.
14 Чельцов М., свящ. Сущность церковного обновления. СПб., 1907. С. 9.
15 Флоровский Г., прот. Из прошлого русской мысли. М., 1998. С. 78-79 (статья "Человеческая премудрость и мудрость Божия").
16 Очень полно и интересно история взаимоотношений С. Н. Булгакова и членов СРЦО рассмотрена в монографии М. Колерова "Не щит, но меч" (СПб., 1996).
17 Булгаков С. Н., прот. Автобиографические заметки. Париж, 1947. С. 31.
18 Век. 1907. № 24. С. 371.Священник Георгий ОРЕХАНОВ,
заместитель декана
богословско-пастырского факультета ПСТБИ
