 |
ЖУРНАЛ МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ
| 07-2001 |
ЦЕРКОВЬ И ОБЩЕСТВО
Религия и дипломатия.
Взаимодействие Отдела внешних церковных связей
Московского Патриархата
с Министерством иностранных дел России
Доклад на конференции "Религия и дипломатия"
27 апреля 2001 года, Москва
Благодарю за эту возможность представить некоторые соображения на тему сотрудничества Русской Православной Церкви с российской дипломатией.
Если говорить об истории этого очень интересного вопроса, то нам остается лишь вскользь затронуть данную проблему, ибо всякая попытка более или менее пристально рассмотреть тот или иной пример подобного сотрудничества в прошлом потребовала бы не просто доклада, но специального исследования. Только что здесь было сказано о замечательной книге, рассказывающей об истории взаимоотношений российского дипломатического ведомства и Русской Православной Церкви в Корее. Уверен, что не менее интересной была бы аналогичная работа о Китае или Японии, и такие книги уже пишутся.
Хотел бы остановиться на начале этого сотрудничества и причинах его возникновения. Взаимоотношения Церкви и внешнеполитического ведомства России во многом определялись динамикой церковной миссионерской деятельности. В отличие от церквей на Западе, Русская Церковь не занималась "заморской" миссией. Мы не отправляли экспедиций к дальним континентам, дабы обращать там людей в Православие. Имело место иное - естественное движение Церкви вместе с нашими землепроходцами на Восток. И потому в определенном смысле главной сферой миссионерской деятельности Русской Православной Церкви стали Сибирь, Дальний Восток и те примыкающие к ним заграничные территории, которых легко достигали наши землепроходцы. Эти сопредельные заграничные территории были экономически и политически связаны с российскими землями, что достигалось тесным взаимодействием наших соотечественников с людьми, которые эти территории населяли. И поэтому не случайно, что именно Китай, Япония, Аляска, Южная Корея были теми странами, на которые Русская Православная Церковь направляла свои основные миссионерские усилия, естественным образом взаимодействуя при этом с российским внешнеполитическим ведомством.
Создание русской православной миссии в Японии, приезд святого равноапостольного Николая на Хоккайдо, его знакомство с консулом, первые миссионерские шаги, начавшиеся, строго говоря, непосредственно из здания Генерального консульства России, - все это поразительно интересная, захватывающая история. Достаточно сказать, что первым обращенным в Православие японцем был самурай, который преподавал японский язык и боевые искусства сыну Генерального консула. Причем когда этот самурай впервые увидел в стенах консульства человека в рясе, он реагировал на это очень болезненно и даже приготовлялся к тому, чтобы там же убить святителя Николая. Такова была непереносимость этим человеком самой идеи христианской миссии в его стране. Но Промыслом Божиим все обернулось так, что именно этот самурай впоследствии стал первым православным священником из японцев. И происходили эти события не где-нибудь, а на территории нашего Генерального консульства на Хоккайдо. Вот лишь один маленький исторический штрих, свидетельствующий о том, что русская православная миссия на Востоке не могла не опираться на русскую внешнюю дипломатическую службу.
С другой стороны, такие люди, как архиепископ Николай, и среди которых можно назвать архимандрита Иакинфа (Бичурина), подвизавшегося в Китае, тщательно, по крупицам собирали сведения о стране своего пребывания, становясь выдающимися исследователями, этнографами, историками, географами и специалистами по культуре тех стран, в которых Господь призвал их служить. Разумеется, их доклады, с которыми можно ознакомиться в архивах, были очень ценным источником информации для российского внешнеполитического ведомства. Ведь даже письма, которые отсылали наши миссионеры в Синод, доставлялись в Россию по мидовским каналам как единственно возможным. Эта переписка подчас содержала ценные сведения о ситуации в соответствующих странах.
Особо нужно отметить наши совместные усилия в Палестине. Русская Духовная Миссия была создана для того, чтобы поддержать и защитить русских паломников во Святую землю, направлявшихся туда нескончаемым потоком. Наша миссия в Иерусалиме с момента своего основания очень тесно взаимодействовала с Министерством иностранных дел. Начальник Русской Духовной Миссии и Генеральный консул России были теми двумя высшими должностными лицами, которые обеспечивали безопасность наших паломников и создавали то, что сегодня мы назвали бы паломнической инфраструктурой.
Если же говорить о Западной Европе, то здесь история несколько иная, ибо Русская Православная Церковь не преследовала каких-либо миссионерских целей. Хотел бы специально подчеркнуть: Русскому Православию никогда не был свойствен прозелитизм. И никогда Русская Церковь не направляла во Францию, в Италию или в Германию своих миссионеров, дабы обращать в Православие французов, итальянцев или немцев. Напротив, относясь с неизменным уважением к местным вероисповеданиям, мы никогда не стремились вступить в соперничество с ними на их канонической территории.
В то время складывались общины российских граждан, которых в Западной Европе было уже очень много. Эти общины создавались не только постоянно проживавшими за рубежом русскими людьми, не только теми, кто заключали на чужбине смешанные браки, но, главным образом, теми русскими, которые выезжали за границу на отдых или лечение, приобретали недвижимость. Отчасти на средства этих богатых людей, но прежде всего за счет российского государства в Западной Европе XIX века начинают возводиться русские православные храмы. Очень часто инициаторами их строительства становились либо сам Государь, либо члены Августейшей фамилии. Выделяя деньги на православное храмовое строительство в Западной Европе, правящая династия в данном случае широко инвестировала государственные средства, а не семейный капитал.
Должен заметить, что в Западной Европе Русская Церковь, опираясь на солидную материальную поддержку государства, создала истинные архитектурные шедевры. Русские храмы в Копенгагене, Париже, Ницце, Каннах, Биаррице, Сан-Ремо, Флоренции, Вене, Баден-Бадене - это выдающиеся художественные памятники. И созидались они исключительно для того, чтобы поддержать религиозную жизнь соотечественников на чужбине. Российское государство никогда не жалело на это денег, понимая, что русские за границей только тогда создадут полноценную общину соотечественников, когда они будут объединены вокруг православного храма. Эта стратегическая линия государства, направленная на объединение русских за рубежом, прежде всего, в Западной Европе, воплощалась в жизнь через посредство Министерства иностранных дел, через наши дипломатические представительства в европейских государствах.
Особо остановлюсь на американском опыте. Известно, что Русская Церковь была первой Православной Церковью, появившейся на американском континенте. В ту пору там не было еще ни православных греков, ни сербов, ни арабов. Первыми были русские, которые пришли через Аляску. И первая православная епархия, созданная в Ситке, тогдашнем Новом Архангельске, существует доныне. Российско-Американская компания была той силой, которая содействовала формированию церковной жизни. На Аляске до сих пор действует 92 православных прихода. А обстоятельства их появления представляют собой наглядное свидетельство того, как Русское Православие понимало задачи миссии за пределами исторической России.
Должен сказать, что в основном миссионерская работа на Аляске велась среди сотрудников Российско-Американской компании. Но очень скоро к Русскому Православию стали присоединяться местные племена: алеуты, колоши, ненцы. Тяга коренных жителей к Православной вере была весьма серьезной. Но особенно значительным это движение стало тогда, когда начались полномасштабные переговоры о продаже Аляски. На это время приходится массовый переход местного населения в Православие. И когда новообращенных спрашивали о причинах принятия ими Православия, в ответ неизменно звучало: "Мы боимся миссионеров, которые придут на Аляску с другой стороны", - то есть с юга, из Соединенных Штатов.
Люди боялись миссионеров, которые, давая новую веру, разрушали самобытную культуру аборигенов. Деятельность же русских миссионеров на Аляске была такова, что не повреждала экологию культуры древних народов. И это удивительный, доселе недостаточно оцененный факт. Русская миссия была чужда культуртрегерского империализма, в ней не было стремления поглотить или вытеснить местную культуру, но, напротив, было стремление к интеркультуральной гармонии, к органичному вхождению в местную культуру. У иных американцев православный храм на Аляске сегодня способен вызвать улыбку: алеуты, ненцы, колоши служат на английском, однако богослужение абсолютно русское, и это типично русский православный храм, включая мельчайшие детали убранства и обряда. По завершении Литургии служивший на английском языке священник выходит к народу и по-русски говорит: "С праздником!" И народ дружно отвечает ему: "С праздником!" 92 православных прихода на Аляске ныне находятся в юрисдикции Американской Православной Церкви, но бережно сохраняют русскую культурно-религиозную традицию.
Как вы знаете, впоследствии епархия из Ситки переместилась в Нью-Йорк, где управлялась выдающимся деятелем Русского Православия в Америке архиепископом Тихоном Белавиным, позже ставшим первым Святейшим Патриархом после долгого Синодального периода в истории Русской Православной Церкви. И здесь опять-таки важно подчеркнуть связь Русской Церкви с российской дипломатией, особенно после переезда Епархиального управления в Нью-Йорк, где упрочились отношения священнослужителей и дипломатов, а поле общественной деятельности Русской Православной Церкви в Соединенных Штатах существенно расширилось. Именно отсюда берет начало участие нашей Церкви в экуменическом движении, ныне оцениваемом некоторыми усердными не по разуму радетелями чистоты Православия едва ли не как вероотступничество. На деле же то были первые контакты Русской Православной Церкви с инославием, начавшиеся на американской земле по прямому указанию и при личном участии будущего Святейшего Патриарха Тихона, великого исповедника Православия в ХХ веке.
В первой такой экуменической встрече участвовал настоятель русского православного прихода о. Александр Хотовицкий, принявший мученический венец на Родине в 30-е годы и ныне прославленный Церковью в лике святых. Эта встреча состоялась в 1908 году в гостинице "Уолдорф-Астория", где православные из России по благословению Владыки Тихона вступили в контакт с лидерами основных протестантских церквей Соединенных Штатов. Рассказываю об этом для того, чтобы показать, насколько важна была для Русского Православия эта внешнецерковная деятельность. Важна не только для религиозного окормления российских граждан за границей, не только для осуществления их духовно-культурной связи с далекой Родиной, но чрезвычайно существенна с точки зрения развития международных контактов Русской Церкви, ее вступления в межконфессиональный диалог. В рамках этой многосторонней деятельности представители Церкви неизменно опирались на помощь и содействие глав и сотрудников российских дипломатических миссий.
Что касается советского периода нашего сотрудничества, то это был очень трудный период. Достаточно сказать, что Советский Союз сознательно отказался от прав на всю зарубежную церковную собственность, которая исторически принадлежала России. Это невозможно расценить иначе, чем помрачение государственного разума. Наша страна высокомерно заявила, что никакого поповского добра ей не нужно. И тем самым пригласила всех желающих заявить свои права на достояние, созидавшееся поколениями русских людей.
Впрочем, потом, как водится, спохватились и принялись бороться за то, чтобы вернуть утраченное. Было это уже в послевоенный период. К сожалению, к тому времени большая часть нашей зарубежной собственности ушла из юрисдикции России и Русской Православной Церкви. Ныне Церковь активно взаимодействует с МИДом, прилагая огромные усилия для того, чтобы преодолеть последствия преступного недомыслия эпохи государственного атеизма. Одна из главных задач нашего взаимодействия сегодня - восстановление исторической справедливости с целью возвращения Отечеству архитектурных и художественных сокровищ, создававшихся русскими мастерами и на народные деньги.
Недруги Церкви и здесь не упускают случая фарисейски попенять ей за эти усилия. Хочу особо подчеркнуть: мы боремся за российскую собственность. Если православный храм за рубежом принадлежал Русской Церкви и если это юридически доказуемо, то, по нашему глубокому убеждению, он и сегодня должен принадлежать нашей Церкви. Если же речь идет о собственности, ранее числившейся в государственных реестрах, то она и впредь должна принадлежать государству. Подобная позиция порой вызывает вопросы наших собратьев из Зарубежной Церкви, опасающихся того, что они могут лишиться своих храмов в случае, если будет юридически установлено право собственности на эти объекты Российского государства. Разумеется, это глубокое заблуждение. Ибо, став формальным собственником этих храмов и иного имущества, Российское государство вовсе не обязано входить во внутрицерковный конфликт и изгонять Зарубежную Церковь из занимаемых ею помещений. Взаимоотношения Русской Зарубежной Церкви и Московского Патриархата - наша внутренняя проблема, которую не следует связывать с вопросом государственной собственности за рубежом. Полагаю, нужно продолжать наши совместные усилия для того, чтобы накопившиеся проблемы получили справедливое и законное решение.
Возвращаясь к теме советского периода в новейшей истории Церкви, я хотел бы развить некоторые положения, которые были эскизно намечены в прозвучавшем здесь Слове Святейшего Патриарха. Мало кто знает о том, что наше взаимодействие с МИДом было, пожалуй, решающим фактором в прорыве той социально-политической и идеологической блокады, в которой пребывала Русская Православная Церковь в СССР в послевоенные годы. Считаю своим архипастырским и человеческим долгом заявить об этом во всеуслышание.
В те трудные для Церкви времена ни один священник, ни один епископ, ни один церковный деятель в Советском Союзе не имел прямого доступа в органы государственной власти любого уровня без посредничества специальной структуры, которая именовалась Советом по делам религий. Этот Совет, в свою очередь, проводил тщательную селекцию поступавшей информации, по своему усмотрению решая, что можно передавать далее по инстанциям, а что следует отложить в долгий ящик. Передавалось же как правило только то, что представляло в наивыгодном свете собственную роль Совета по делам религии. Но то, что представляло подлинный интерес и важность для государства в деятельности религиозных общин, причем не только Православной Церкви, но и других религиозных организаций, чаще всего не доходило до адресатов, пополняя архивы здания на Садовом кольце. Лишенные реального диалога с обществом и с властью, мы чувствовали себя заточенными в социальное гетто. Между тем Русская Православная Церковь, вступившая в международные религиозные организации в 60-е годы, обладала доступом к уникальной информации о событиях, происходивших в мире по линии межхристианских отношений. Более того, наша Церковь получила возможность влиять на позицию мировой христианской общественности. Такое влияние мы осуществляли, ни от кого не скрывая, что Русская Церковь во всех обстоятельствах остается со своим народом, в том числе и во времена гонений. Церковь всегда принимала во внимание интересы Отечества, его благо.
Мы имели прямые контакты с послами, с другими ответственными сотрудниками российской дипломатии. Естественно, что, будучи профессионалами высокого уровня и людьми с государственным мышлением, они информировали руководство в Москве о предложениях и позиции Церкви по важным для нее вопросам. И если наша, порой альтернативная, точка зрения по той или иной проблеме доводилась до сведения политического руководства страны, то это происходило в первую очередь благодаря содействию Министерства иностранных дел. Большинству из нас отлично известно, что в те времена возможность донести до людей, принимающих решения, альтернативную точку зрения было делом политически чрезвычайно важным и столь же трудноосуществимым. Ибо в государственной и общественной жизни все процессы были предельно регламентированы и догматизированы, и если кто-либо выражал иное мнение, то это могли быть только диссиденты. Церковь не была диссидентской структурой. Но у нее было свое видение не только внешнеполитических, но и внутриполитических проблем, как они нам представлялись в контексте внешнецерковной деятельности. Речь идет, в частности, о правах человека, религиозных свободах, церковно-государственных отношениях...
Нашу позицию по этому кругу вопросов мы могли артикулировать в ходе постоянного обмена мнениями с представителями МИДа, будучи вполне уверены, что посеянные нами семена упадут на благодатную и подготовленную почву. Но самое важное то, что в процессе нашего диалога с мидовскими работниками мы видели в наших собеседниках людей заинтересованных, понимающих проблематику, интеллигентных, идеологически не зашоренных. Были, конечно, и другие послы, причем чаще всего не профессиональные дипломаты, а назначенцы из партаппарата, отправленные в почетную ссылку бывшие первые секретари обкомов и т. п. Это был особый тип людей, и с ними, конечно, не приходилось рассчитывать на взаимопонимание. Но кадровые дипломаты были партнерами, которых Церковь всегда высоко ценила. Обо всем этом нельзя не сказать, размышляя о процессах, исподволь готовивших перемены в СССР. В этом смысле фактор специфического церковно-дипломатического взаимодействия в советские времена был одним из самых значительных и эффективных. Об этом, к сожалению, мало знают и еще меньше говорят, но этот сюжет церковно-государственных отношений достоин, по моему убеждению, отдельного исследования. Ибо МИД зачастую выступал в качестве прямого союзника Церкви. Его сотрудники нередко чувствовали и понимали наши боли. Я хотел бы сказать об этом со всей определенностью, выразив от имени Церкви благодарность российскому внешнеполитическому ведомству, а в его лице - всем дипломатам, которые демонстрировали мудрость, дальновидность, понимание истинных интересов Отечества, находя в себе внутреннюю силу во времена партийной идеократии поддерживать постоянный диалог с Церковью и оказывать ей поддержку.
Теперь о том, что произошло после распада Советского Союза. Мы пережили тогда с МИДом одни и те же боли. У МИДа не стало денег, и знаменитое здание на Смоленской, куда устроиться на работу почитали за великую честь, начали покидать сотрудники, ища возможности обеспечить достойный уровень жизни своим семьям. Но в то же время мы видели замечательных людей, профессионалов и патриотов, остающихся в МИДе. Пользуясь случаем, хочу выразить свое восхищение этим подвижникам государственной службы, которые защищали российские интересы в период, когда само государство было ослаблено и унижено. Диктовать волю Кремля во времена Громыко было, разумеется, несравненно легче, чем отстаивать национальные интересы в момент тотального распада, остановки производства, инфляции и нищеты. Мы были свидетелями этого ежедневного подвига российских дипломатов, и мы были с ними солидарны, потому что сами претерпевали те же трудности и соблазны. Ведь у Церкви более чем в 40 государствах имелись собственные представительства и подворья - ее церковные посольства, которые в одночасье оказались в том же тяжелейшем положении, что российские дипломатические миссии за рубежом. Я думаю, что и МИД, и Отдел внешних церковных связей сумели сохранить себя в это трудное время. И потому не будет преувеличением говорить об общности судьбы, проистекающей, быть может, из близости позиций. Именно в эти трудные времена устанавливается постоянный диалог между руководством Отдела внешних церковных связей и руководством Министерства иностранных дел. Появилась возможность непосредственного общения с министром иностранных дел, его заместителями, руководителями соответствующих структурных подразделений МИДа. Ныне эти контакты проходят в режиме каждодневного рабочего диалога.
Я уже говорил о вопросах собственности за рубежом, которые Церковь решает совместно с МИДом. Другая проблема, которая была обозначена в выступлениях Святейшего Патриарха Алексия и И. С. Иванова, - это защита прав наших соотечественников в ближнем и дальнем зарубежье, в том числе и прав верующих. Известно, что мировая общественность - инструмент весьма чувствительный к информации о нарушении религиозных прав и свобод, в частности, прав меньшинств, - особенно в тех случаях, когда эти права нарушаются на территории России. Однако при этом мировая общественность странным образом остается недостаточно восприимчивой к случаям нарушения религиозных прав православных меньшинств в Западной Европе или на Балканах. Или к массовым нарушениям прав русскоязычного населения в некоторых странах Балтии.
Русская Церковь решительно выступает против подобной практики двойного стандарта применительно к проблеме защиты прав человека и религиозных свобод. Ибо если эти принципы полагаются в основу международной интеграции, взаимодействия и сотрудничества, если на основании того, как эти принципы реализуются на практике, делаются выводы о демократическом или недемократическом характере того или иного государства и, следовательно, о возможности или невозможности сотрудничества с ним, то мы должны подходить ко всем случаям нарушения прав человека с единой меркой.
Расскажу в связи с этим о беспрецедентном попрании прав человека в сегодняшней Эстонии. Несколько дней тому назад правительство этой страны вновь отказало в регистрации Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата. И по какой же причине? Нам заявили примерно следующее: "У эстонского правительства нет никаких возражений в отношении юридических аспектов регистрации Церкви. Здесь все в порядке. Но название вашей Церкви нас не устраивает". (В скобках заметим, что у эстонских властей название нашей Церкви - Эстонская Православная Церковь Московского Патриархата - не вызывало никаких возражений, пока таковые возражения не были сформулированы православной юрисдикцией Константинопольского Патриархата в Эстонии). А эта Константинопольская юрисдикция, к слову, объединяет несколько сотен православных, так что фактически речь идет не о полнокровной церковной общине, а о маргинальной религиозной группе.
У нас есть все основания так говорить, ибо за Пасхальным богослужением в их кафедральном соборе в Таллине молилось... не более 20 человек! А в это же время наш собор Александра Невского был заполнен народом до отказа. Таково соотношение между двумя Церквами, двумя юрисдикциями. При этом церковная группа, представители которой собрались на Пасхальное богослужение в столичном городе в количестве шестнадцати человек, претендует на то, чтобы говорить о себе как о единственной Православной Церкви в Эстонии. А переполненные храмы, которые остались верны Эстонской Церкви Московского Патриархата, они желали бы именовать Представительством Московского Патриархата в Эстонии или, в лучшем случае, Русской Православной Церковью в Эстонии. И на этом основании эстонское правительство отказывает нашей Церкви в регистрации.
Возможно ли, чтобы эстонское государство отказало в регистрации обществу охотников и рыболовов только на том основании, что оно называется не "Белочкой", а "Медведем"? Казалось бы, полный абсурд, однако это абсолютно точная модель ситуации, в которую поставлена Эстонская Православная Церковь. Единственной причиной, по которой Эстонское государство могло бы на законных основаниях не признать название нашей Церкви, является тождественность с названием ранее зарегистрированной религиозной организации. Однако группа, которой не по душе название нашей Церкви, именует себя Эстонской Апостольской Православной Церковью. А наша - Эстонской Православной Церковью Московского Патриархата. Но именно эта, вторая по величине после Лютеранской Церкви религиозная община не регистрируется в Эстонии и тем самым подвергается дискриминации со стороны властей. Существует реальная опасность, что наши культовые здания, храмы, иная церковная собственность будут изъяты, с тем чтобы быть переданными мелкой церковной группе, которая, за неимением собственных прихожан, станет сдавать нам нашу же отчужденную собственность в аренду...
Так выглядит в реальности картина нарушения прав верующих, и я убежден, что проблема уже далеко вышла за границы узко церковного вопроса. Ибо открыто и безнаказанно попираются права русских и русскоязычных людей, многие из которых являются российскими гражданами. Впрочем, среди духовенства и прихожан нашей Церкви - не только русские, но и эстонцы. Совершенно очевидно, что здесь перед нами область естественного, насущного и обязательного взаимодействия Церкви с российским МИДом. Ибо если сегодня на уровне европейских интеграционных структур возможно принятие осуждающих резолюций и даже санкций против России в связи с какими-то аспектами ее внутренней политики, то почему Россия и Русская Церковь, в свою очередь, не могут поставить в Брюсселе и Страсбурге вопрос о методичном и целенаправленном попрании религиозных прав православных верующих в Эстонии?
На Украине, где абсолютное большинство православных также принадлежат к Украинской Православной Церкви Московского Патриархата, ситуация имеет иную специфику. Но и там есть проблема, аналогичная эстонской, а именно: массовая дискриминация людей по признаку их принадлежности к нашей Церкви, особенно в западных областях Украины. Там мы практически лишились всех храмов, отнятых у нас силой и переданных либо греко-католикам, либо тем раскольникам, которые по политическим причинам порвали отношения с нашей Церковью. И вновь речь идет о дискредитации и дискриминации верующих. Это даже не столько церковная проблема, сколько вопрос, достойный внесения в повестку дня российско-украинских переговоров на самом высоком уровне.
Я благодарен руководству и сотрудникам российского МИДа за, надеюсь, взаимополезные консультации по всем этим вопросам. Люди Церкви не являются политиками и потому многие аспекты явлений могут быть от них сокрыты, но именно поэтому столь важны для нас эти консультации и это взаимодействие, помогающие Церкви приходить к оптимальным решениям.
Наконец, еще очень коротко о двух вопросах. Первое - это миротворчество на постсоветском пространстве. Известные конфликты в Абхазии, Нагорном Карабахе, Молдове, Таджикистане постоянно находятся в поле нашего зрения. Потому что за всеми этими конфликтами как бы подразумевается присутствие религиозного фактора. С самого начала, с 1992 года, мы стремились содействовать тому, чтобы религиозный фактор был начисто исключен в случае возникновения межнационального противостояния на пространстве бывшего СССР. Прежде всего потому, что по своей природе религиозные эмоции очень сильны. Если они будут привнесены в огонь конфликта, то он способен вспыхнуть с невероятной силой. И когда некоторые радикалы в России пытались в самом начале чеченского конфликта представить дело так, будто речь идет об исламском наступлении на православных, и призывали всем миром дать отпор посягательствам на нашу веру, то первой, кто выступила против подобной религиозной интерпретации конституционного конфликта, была не кто иная, как сама Русская Православная Церковь.
Мы тогда не просто отмежевались от религиозного экстремизма, но сделали это совместно с чеченским муфтием. К сожалению, заявленная позиция ему дорого обошлась, он был снят со всех постов, однако главное в тот момент было сделано: Патриарх и муфтий совместно свидетельствовали о том, что чеченский конфликт не является религиозным по своим причинам и движущим силам. На основании тогдашней декларации впоследствии было сделано несколько официальных заявлений Священного Синода, резко выступившего против идеи "возмездия неверным", и это помогло остудить горячие головы. Ибо велик и опасен политико-религиозный соблазн представить одну из противоборствующих сторон конфликта в качестве правоверных, защищающих отеческую веру, а другую - в качестве неверных, несущих этой вере угрозу.
Однако всегда следует помнить о том, что Россия - историческое порубежье православной и мусульманской цивилизаций. Будучи евразийским государством, мы вне зависимости от наших желаний объективно призваны к тому, чтобы строить нашу жизнь по обе стороны этих цивилизационных границ. Но именно это обстоятельство побуждает безответственные политические силы к попыткам разыграть цивилизационный конфликт на карте России. Я совершенно согласен с тем, о чем ранее говорил И. С. Иванов: подобного развития событий нельзя допустить ни при каких условиях. Потому что осуществление такого сценария способно взорвать нашу страну.
Осознавая это в полной мере, мы развиваем межрелигиозные отношения и связи с традиционными вероисповеданиями России. Я рад видеть в этом высоком собрании наших братьев мусульман, буддистов, иудеев, с которыми мы деятельно сотрудничаем в Межрелигиозном совете России. Кроме того, существует Межконфессиональный консультативный комитет, который объединяет различные христианские конфессии, представленные в нашей стране. Двусторонние межконфессиональные отношения могут быть непростыми и неоднозначными, однако наше соработничество в интересах гражданского и религиозного мира в России остается одной из приоритетных задач Русской Православной Церкви. Так, в мае пройдет межконфессиональная молодежная конференция, потому что от молодого поколения верующих во многом зависит то, как будут строиться и какими станут межконфессиональные отношения в России XXI века. Ибо вопрос межконфессионального и межрелигиозного мира для нашей страны есть вопрос огромной политической важности. Хочу заверить в том, что мы постоянно держим эту сложную проблематику в поле нашего зрения и вместе с Министерством иностранных дел делаем все от нас зависящее, чтобы ситуация находилась под контролем, чтобы отношения православных с другими религиями и конфессиями были взаимоуважительными, чтобы развивалось взаимодействие религиозных деятелей по сохранению и поддержанию гражданского мира и согласия.
Наконец, последний, хотя, быть может, и самый важный вопрос - о глобализации. Эта тема была затронута Его Святейшеством, я же хотел бы оттенить одну мысль. Монополярный мир - фикция. Это понимает каждый здравомыслящий человек. Потому что человечество не располагает той единственной и универсальной цивилизационной моделью, которую мировое сообщество приняло бы в качестве основы своего существования. Если подобное произойдет, то это будет означать победу культурного империализма одной из многих моделей существования. Кроме того, такая система не в состоянии одновременно обеспечивать баланс, стабильность и развитие для всего человечества. Она всегда будет таить в себе угрозу конфликта и взрыва. Потому что господствующий цивилизационный стандарт, господствующая цивилизационная модель неизбежно будут входить в противоречие с иными исторически сложившимися стандартами и моделями.
Ныне единую Европу пытаются строить на основе одного цивилизационного стандарта - либерального, сложившегося в Западной Европе в результате совершенно определенных исторических процессов и под влиянием совершенно определенных философских и религиозных факторов. Известный всем нам результат западноевропейского культурно-цивилизационного развития принимается в качестве эталонного и предлагается как основа интеграции в европейское сообщество.
Проблема заключается в том, что Восток и, в первую очередь, Россия никогда в формировании этого цивилизационного стандарта участия не принимали. Все было сделано без нас. Без нас состоялся западноевропейский Ренессанс XVI века. Почти без участия России формировалась Европа эпохи Просвещения. И без малейшего участия России произошли Реформация и Великая Французская революция с ее знаменитой "Декларацией прав человека и гражданина". Правда, при непосредственном участии Советского Союза в 1948 при рождении ООН была принята "Всеобщая декларация прав человека". Однако вряд ли кто-нибудь заподозрит в связи с этим советскую дипломатию сталинской эпохи в осуществлении неких глобальных культурно-цивилизационных проектов. В лучшем случае, речь могла идти о попытках кодификации на международном уровне отдельных положений марксистской социологии и аксиологии. Впрочем, даже это сомнительно. В то время участие СССР в выработке международных документов гуманитарного и правозащитного характера диктовалось исключительно тактическими соображениями. Ибо ни Сталин, ни советское правительство и мысли не допускали о том, что когда-нибудь одобренные нашей страной международные нормы будут применяться для "внутреннего пользования". Просто СССР был вынужден что-то уступить Западу, с тем чтобы получить от него что-то взамен. Это был сугубо прагматический подход, если угодно, своего рода блеф. Так продолжалось вплоть до Конференции по безопасности и сотрудничеству в Европе и подписания Хельсинкских договоренностей.
А затем рухнула Берлинская стена. Разделенная Германия объединилась, произошла катализация интеграционного процесса в Европе. Но логика европейского интеграционного процесса вывела его за пределы культурно-цивилизационного ядра Западной Европы. Ныне в этот процесс все активнее вовлекаются Восточная Европа и Россия. И не надо делать вид, что это нас не касается. Это нас очень касается. Ибо возникает вопрос, захотим и сумеем ли мы жить в общеевропейском доме по чуждым для нас, хотя, быть может, и вполне достойным законам. Но дело в том, что мы в их выработке и формировании никакого участия не принимали. Этими законами регулируется не наш мир. Что, конечно, вовсе не означает, что этот мир плох. Однако мы должны, по крайней мере, осмыслить и сопоставить опыт Запада и наш собственный опыт. И, по крайней мере, принять участие в формировании тех конституционных положений, которые сегодня формулируются для объединенной Европы и которыми завтра будут определяться нормы ее существования.
Когда я говорю "мы", то имею в виду, конечно, не только Русскую Православную Церковь и не только Россию. Речь идет и о мусульманах, и об иудеях с их особыми традициями, ментальностью, укорененной в многовековой истории культурно-религиозной идентичностью. Все мы не оспариваем объективного характера процесса мировой глобализации и не ставим под сомнение очевидные преимущества интеграции, но мы не хотим быть пасынками общей Европы и не стремимся жить по норме, чуждой для нашей традиции, подобно тому, как никто по собственной воле не станет носить одежду, скроенную для другого.
Мы выступаем за то, чтобы быть признанными органической частью интеграционного процесса и в качестве таковой иметь возможность внести свой вклад в выработку его принципов. В этом смысле Россия, будучи евразийским государством, соединившим на своих пространствах Восток и Запад, обладает уникальным цивилизационным потенциалом. Если мы сумеем адекватно осмыслить собственный исторический опыт и включить его в контекст общеевропейских перспектив развития, это станет великим приношением России будущему человечества. Может быть, историческое предназначение России в том и состоит, чтобы помочь миру в выработке таких цивилизационных стандартов, которые будут способны гармонизировать различные культурно-религиозные, национально-исторические традиции применительно к ценностям западного либерализма, также накопленным в ходе продолжительного культурного развития. Такой синтез жизненно необходим человечеству нового века. И если эта сложнейшая задача будет решена, тогда будут все основания говорить о создании всеобъемлющей мировоззренческой основы глобализации и интеграции. Только на таких условиях мы как равные сможем войти в общеевропейский дом и занять там подобающее место.
Я очень благодарен российскому МИДу за то, что он понимает значимость этой проблематики, хотя, возможно, и артикулирует задачу несколько иначе. Но суть вопроса от этого не меняется, ибо МИД выступает против монополярного мира и против исходящей из этого ложного постулата политики. Полагаю, что равно неприемлемым для него является и такой сценарий глобализации, который способен обернуться концентрацией всей полноты экономической власти над миром в руках небольшой группы людей, находящихся вне общественного и политического контроля. Но Церковь, верная своему призванию и своей миссии, более всего заботится о том, каковы будут духовные и культурные основы европейской и общечеловеческой интеграции. И мы вместе с российским внешнеполитическим ведомством хотим принимать участие в решении выше сформулированных задач. Я благодарен Министерству иностранных дел за глубокое понимание нашей позиции и за то, что мы уже сегодня совместно представляем нашу общую точку зрения в европейских и иных международных структурах.
Надеюсь и верю, что мировоззренческий диалог Русской Церкви и Министерства иностранных дел России продолжится во имя достойной жизни будущих поколений в многополярном, многокультурном, справедливом и свободном мире. Спасибо за внимание.Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл,
Председатель Отдела внешних церковных связей
Московского Патриархата
