Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
Вчера, возлюбленные о Христе братья и сестры, мы собирались с вами здесь, в храме, для поминовения всех от века благочестно скончавшихся православных христиан. Кто же эти благочестно скончавшиеся? Не те ли, для кого исполнилось прошение ежедневной молитвы о даровании нам христианския кончины живота, безболезненной, непостыдной, мирной? По-видимому, так. Но тот, кто слушал вчера внимательно канон на утрени, заметил, должно быть, что в нем во множестве перечисляются всевозможные роды смерти, которые безболезненными и мирными назвать никак нельзя. Напрасно восхищенныя, попаляемыя от молнии, и измерзшыя мразом, и всякою раною, упокой Боже, егда огнем вся искусиши. Ихже всякое естество морских и птиц небесных, прият снедение Христе, Твоими судьбами воскреси, Боже, в последний день со славою. Ихже уби мечь, и конь совосхити, град, снег и туча умноженная; яже удави плинфа, или персть посыпа, Христе Спасе наш, упокой... яже убиша чаровная напоения, отравы, костная удавления, со святыми, Господи, упокой (Канон на утрени, песнь 3-я, 4-я, 6-я.). Так устами преподобного Феодора Студита молится в этот день Церковь, и моление ее, на первый взгляд, может показаться даже и странным современному человеку.
Что благочестного в смертях подобного рода, - спросит он. И к чему вообще все это? Нам и так каждый день показывают смерть без прикрас и во всяком обличии. Зачем нам слышать об этом еще и в храме? Разве не первое дело Церкви - утешать? Именно так. Церковь, которой Глава ее ниспослал от Отца Духа Утешителя, знает, как утешить чад своих. Заметим, однако, вот что: как бы ни привык современный человек к изображениям смерти вообще или к разыгрываемой перед ним правдоподобной игре в смерть, он совершенно не терпит встречи с ней наяву и всячески отгораживается от мысли о том, что происходит с тленным телом после разлучения с нетленной душой. Искусство раскрашивания усопших достигло теперь такого совершенства, что даже не все из пришедших на погребение живых могут сравниться румянцем с уходящим в путь всея земли. Не умею объяснить это иначе, как только нежеланием поставить себя пред Лицом Божиим, как только стремлением очи свои смежити, да не когда узрят очима (Ис. 6, 9), как только попыткой убедить себя в том, что земная жизнь вопреки очевидности надежна и неразрушима: да ямы и пием, быть может, еще не утре умрем (1 Кор. 15, 32). Но не так учит о том Церковь: Изыдем и узрим во гробех, яко наги кости человек, червей снедь и смрад, и познаем, что богатство, доброта, крепость, благолепие (Тропарь на блаженных), - прямо говорит она в чине отпевания, не опасаясь оскорбить жестокостью напоминания чувства живых, но говорит лишь затем, чтобы тут же воскликнуть: Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех (Мф. 5, 12). Радуйтесь, умирающие о Христе, ибо вам открылась теперь истинная жизнь. Радуйтесь добрые граждане Царствия Божия, ибо вы достигли теперь Отечества. Радуйтесь, ибо Христос, истинный Бог наш, победил смерть и тлен.
Так, говоря о тлении, Церковь напоминает нам о Жизни Вечной. Точно так, именуя благочестно умершими погибших смертью внезапной, мучительной, не обретших христианского погребения, не напутствованных пением и молитвами церковными, она утверждает нас в мысли, что нельзя по роду смерти судить о жизни человека. Смерть еще не суд. Суд еще ждет нас. Для воспоминания Страшного Суда Церковь собирает нас сегодня.
Некогда на западной стене храма принято было писать фреску Страшного Суда, но пусть служба дня теперь заменит нам ее: О каковый час тогда, и день страшный, егда сядет судия на престоле страшном! Книги разгибаются, и деяния обличаются, и тайныя тьмы явлена бывают, ангели обтекают, собирающе вся языки. Приидите, услышите царие и князи, раби и свободни, грешницы и праведницы, богатии и нищии, яко грядет судия хотяй судити всей вселенней (Служба Недели мясопустной, стихира на Хвалитех)... Тогда приидет внезапу от конец земли, и от всех стихий, всяк человек в Иерусалим, яко среда мира той... И разлучит единем словом Господь праведныя от грешных (Синаксарь Недели мясопустной). Что это будет за слово? Мы слышали сегодня его в Евангелии, вот оно: приидите, благословеннии Отца Моего, - скажет Бог и Судия праведникам, - наследуйте уготованнное вам царство от сложения мира. Взалкахся бо, и дасте ми ясти; возжадахся и напоисте мя; странен бех и введосте мене... в темнице бех и приидосте ко мне (Мф. 25, 34-37). Когда же праведники начнут отказываться, говоря, что не встречали Его на земле, Он скажет: Аминь глаголю вам, понеже сотвористе единому сих братий Моих менших, Мне сотвористе (Мф. 25, 40). Также и грешникам скажет Господь: идите от мене проклятии во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его. Взалкахся бо, и не дасте ми ясти; возжадахся, и не напоисте Мене...болен, и в темнице, и не посетисте Мене (Мф. 25, 41-43). Станут и те отказываться: Господи, когда Тя видехом алчуща, или жаждуща, или странна, или нага, или больна, или в темнице, и не послужихом Тебе? Тогда отвещает им, глаголя: аминь, глаголю вам, понеже не сотвористе единому сих меньших, ни Мне сотвористе. И идут сии в муку вечную, праведницы же в живот вечный (Мф. 25, 44-46).
Таково непреложное слово Господне, однако современный человек и его пытается перетолковать для удобства и минутного слепого спокойствия своего. "Видите, не важно, как верить, важно быть добрым, - говорит он, - а я добр, что же мне тревожиться о всех этих ненужных обрядах и догмах, ведь я умный человек и не могу быть фанатиком". Так утешает себя современный человек. Но откроем Евангелие и посмотрим, с чего начинается речь Господня, заключающаяся описанием Страшного Суда. Сперва Христос рассказывает ученикам о признаках конца мира, затем о Пришествии Своем, внезапном и славном, к которому должно нам быть готовыми всякую минуту, а затем, переходя уже к Суду, предваряет слово о нем двумя притчами. Первая из них - о десяти девах: Тогда уподобися Царствие Небесное десятим девам, яже прияша светильники своя, и изыдоша в сретение жениху. Пять же бе от них мудры, и пять юродивы (Мф. 25, 1-2). В ожидании жениха все задремали. Когда же раздался вопль: се жених грядет, - оказалось, что юродивым девам, не запасшимся елеем - "елеем добрых дел", как толкуют святые отцы, - нечем заправить светильники свои. Пока же они ходили за ним, двери брачного чертога, отворившись для мудрых дев, закрылись уже навсегда. Видим, что и в притче говорится о воздаянии по делам. Но не все ли девы вышли в сретение жениху? Не все ли были званы, стало быть, на брачный пир? Не под всеми ли ними, стало быть, следует понимать христиан?
За сим идет притча о талантах, помните ли ее? Человек некий доверил рабам своим имение свое, дав одному пять, другому - два, третьему - один талант; когда же настало время узнать, как распорядились рабы доверенным им богатством, наградил употребивших данное им в дело с прибылью и наказал зарывшего талант свой в землю. И здесь рабам воздается по делам их. Но разве не знали они, что принимали таланты из рук господина своего? Разве не знали, что надобно будет однажды давать ответ ему? Стало быть, и здесь говорится о христианах.
Скажут, во всяком языце приятен Богу бояйся Его и делаяй правду (Деян. 10, 35). Так. Откуда однако ж этот страх Божий и знание правды Божией во всяком языце? "Как человек познавал и познает Бога, делал и делает добро до христианства и без христианства? - вопрошает чудный наш святитель Московский Филарет и отвечает: - Если познавал Бога, то познавал останками первоначального света в разуме, при помощи благочестивого предания; если делал что-нибудь в некотором смысле доброе, то останками первоначальной доброты в воле" (Творения святителя Филарета, митрополита Московского и Коломенского. М., 1873-1885). И еще говорит: "Так живет черенок, отрезанный от живого дерева, до истощения в нем сока" (там же). И видим теперь ясно, что "сок" этой естественной правды Божией истощается в мире со дня на день и скоро, быть может, истощится и совсем. Уже вслух утверждают и пишут, не таясь, что правда Божия устарела, и все большее число не только людей, но и народов согласно с этим, и вполне может статься, что ко дню кончины мира ни в одном языке не останется делаяй правду и бояйся Бога. Много ли будет их и среди христиан?
Что нам, впрочем, до внешних? Внешним же Бог судит (1 Кор. 5, 12). Но проповестся сие Евангелие Царствия по всей вселенней, во свидетельство всем языком. И тогда приидет кончина (Мф. 24, 14). И потому никто не сможет сказать, что не знал Христа, но только, что не уверовал во имя Его, а не веруяй, уже осужден есть, яко не верова во имя Единороднаго Сына Божия (Ин. 3, 18). Так и Псалмопевец говорит: Сего ради не воскреснут нечестивии на суд (Пс. 1, 5), то есть не вообще не воскреснут, но только суда для них не будет, ибо уже осуждены. Знаем, впрочем, что и святые судимы тогда не будут, ибо они сами будут судьи миру, сами мирови имут судити (1 Кор. 6, 2).
Но для кого же тогда он, этот последний и страшный суд? Для нас.
Для нас, так часто, увы, христиан более по имени, чем по делам; для нас, так привычно грешащих и так трудно кающихся; для нас, так безнадежно стремящихся нести крест свой, не отставая от уходящей с Голгофы толпы; для нас, каждый день, каждый час своей жизни то нечаянным добрым делом, то сознательным лукавством колеблющих стрелку судных весов. Куда окончательно склонится она в тот день? Се день грядет Господа Вседержителя, и кто стерпит страх пришествия онаго? День бо ярости есть, и пещь горящая, воньже судия сядет, и по достоянию деяний комуждо отдаяй (Ексапостиларий Недели мясопустной). Это слово Церкви современному человеку трудно не только применить к себе, но даже и выслушать спокойно: жестоко есть слово сие, и кто может его послушати (Ин.6, 60)? Бог, говорят, есть Любовь, Он не будет понапрасну мучить нас, но простит, да и святые не смогут спокойно смотреть на страдания грешников. И кто же без греха?
Точно: Бог любы есть (1 Ин. 4, 16). Но и любовь - огонь. Не слышим разве, как Бог говорит: Огня приидох воврещи на землю, и что хощу, аще уже возгореся (Лк.12, 49)? Не помним разве, как Преподобный Сергий причащался огнем, вшедшим в потир? Не ведаем разве учение, которое "втайне преподает нам, что естество огня будет разделено, и свет представлен в наслаждение праведных, а мучительность жжения наказываемым" (Творения иже во святых отца нашего Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийской. М., 1845. Ч. 1. С.100)? Солнце земное животворно сияет на злыя и благия, но помянем пророка Иону, восплакавшего о тыкве, давшей ему тень от солнечного жара. Тень мира по снисхождению Божию умеряет для нас сегодня пылание Любви Его, но что когда не станет мира? Не потому ли говорит Премудрый, что крепка есть яко смерть любы, жестока яко ад ревность и крила ея крила огня (Песн. 8, 6)? И про святых знаем - от них знаем, - что в обителях Отца Небесного будут они наслаждаться светом Солнца Истины, каждый в меру свою и так, что не увидит "меры друга своего, как высшаго, так и низшаго, чтобы, если увидит превосходящую благодать друга и свое лишение, не было это для него причиною печали и скорби. Да не будет сего там, где нет ни печали, ни воздыхания" (Иже во святых отца нашего аввы Исаака Сириянина слова подвижнические. М., Правило веры. Репринт, 1993. С. 311). Слышите ли, что не будет причины для печали и скорбей во Царствии Божием? Стало быть, и воспоминания о грешниках не будет. Но еще окажется это так, думаем, и потому, что слишком поглощены будут святые любовью своей, чтобы видеть даже, может быть, и друг друга. Земные влюбленные никого не замечают вокруг себя. Любящие Бога и возлюбленные Им увидят ли тьму кромешную? Сегодня вещественность мира, из которой не восстали еще их святые тела, и общее время ожидания ангельской трубы приклоняют их к нам, но что когда стихии опаляеми растаются (2 Пет. 3, 12)и времени больше не будет (Откр. 10, 6)? Что отвлечет их от созерцания Любви?
На что же надеяться нам? Что сотворим, мужие братие (Деян. 2, 37)?
Да не в отчаяние впадем. Бог любы есть. Любовь долготерпит, ожидая покаяния нашего. Любовь милосердствует и дарует нам случай приготовиться к встрече с Нею, как Она есть. Любовь не превозносится, но смиряет себя ради нас даже до смерти, смерти же крестныя (Флп. 2, 8). Любовь не ищет своя си, но нашего спасения и указует нам путь к нему. Любовь не радуется о неправде и хочет не смерти грешника, но обращения его. Любовь николиже отпадает и не отречется от своих слов: паки прииду и поиму вы к Себе, да идеже есмь Аз, и вы будете (Ин. 14, 3). Нам надо только стараться подражать Ей во всем: достойным несением трудов и тягот - в долготерпении; благотворением и прощением обид - в милосердии; мирным принятием скорбей - в смирении; ношением немощей немощных - в искании не своего блага; всегдашней памятью о нареченном на нас имени Христовом - в верности. Тогда не страшен будет нам огонь Страшного Суда, открывающийся идущим за Господом как желанный свет Любви.
Некогда, уходя из храма, христианин видел над собой образ последнего Суда Господня и воспоминание о нем уносил с собой в мир. Унесем и мы сегодня с собой воспоминание Страшного Суда. Унесем, чтобы оно стало для нас мерой жизни, чтобы этой мерой могли мы измерить, осудить и исправить свои - не чужие - желания, слова и поступки; чтобы и нам услышать однажды: Приидите благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам царство от сложения мира (Мф. 25, 34). Аминь.
