 |
ЖУРНАЛ МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ
| 04-2002 |
ЦЕРКОВНАЯ ЖИЗНЬ
Из жизни епархий. Четыре столетия астраханского Православия
Встречи в Никольском
Дорожные очерки
Спасибо тебе, отец!
Ровной лентой, то спускаясь, то поднимаясь, под колеса бежит дорога - плавно, будто нехотя следя вправо-влево за изгибами Волги. Всякий раз, когда возвращаешься на Астраханскую землю и едешь московской дорогой, считаешь отрезки пути, как по вешкам, по храмам: вот шатер с маковкой Черного яра, вот высокая "свечка" Соленого займища, полуразрушенная башня в Грачах и рядом с ней, чуть пониже, новенький голубой купол отстроенной церквушки, после нее - два крепыша-собора в Никольском и в Пришибе... Задолго вглядываешься в линию горизонта, нетерпеливо ожидая, пока впереди, будто из самых глубин степи, чинно и основательно начнет вырастать очередной храм-красавец.
Доехали до Никольского. У поворота сбавляем скорость. Всегда с изумлением всматриваюсь в местного великана. Откуда он здесь? Издали - не то парусник громадных размеров, невесть как занесенный на крутой волжский берег, не то воин в древнем луковичном шлеме, молчаливо и строго стерегущий окрестности. Однако сейчас взор ловит в очертаниях церкви нечто необычное, тревожащее: посреди серебристой поверхности главного купола отчетливо зияют видимые на расстоянии черного цвета проплешины. Отчего-то щемит сердце - не так ли, сиротливо и бесприютно, с сорванной кровлей и пустыми провалами окон, стояли до недавнего времени многие наши церкви...
Времени "для маневра" достаточно, и мы решаем свернуть к селу, дав небольшой крюк. Хочется увидеть поближе и разузнать, что произошло с куполом? Тем более что тамошний настоятель отец Александр и его всегда бойкая, деловитая матушка Елена, которую давно уже привыкли видеть за рулем приходских "Жигулей", а в соседних казачьих станицах за глаза окрестили "матушкой-атаманом", настойчиво и радушно зазывали нас в гости, обещая провести наверх 60-метровой колокольни, откуда, по их словам, открывается неповторимый вид на Волгу и в сторону степи.
Еще с половины дороги к Никольскому становится ясно: ничего не случилось, просто идет ремонт. На головокружительной высоте, у центрального барабана на тросах зависла кажущаяся отсюда крошечной люлька, а в ней лилипутами копошатся фигурки строителей. Окончательно успокаивает сам отец Александр. Как только мы останавливаемся около храма, он, выйдя к ограде и приветствовав нас, тут же машет рукой наверх, к куполу:
- Видели?
Заметно, что высотные работы сейчас для него - предмет особых забот и переживаний.
На мое первоначальное беспокойство, не случилось ли чего с храмом в Никольском, смеясь, пересказывает один свежий случай:
- Да, накануне здесь сильный ветер поднялся. И вот, одна прихожанка наутро наблюдает такую сцену: стоит мужик посреди улицы - явно с похмелья. На церковь таращится, чешет затылок и говорит: "Ну ничего себе у нас ураганы: половину листов с купола посносило!" Эпизод, конечно, курьезный, но наверху положение невеселое. Из-за протечек сильно обветшали опалубка и стропила. Опорный столб внутри луковицы износился, и массивный чугунный крест от этого "утонул" почти на метр.
И действительно, я еще по пути обратил внимание на кресты, которые покосились все в разные стороны. Посочувствовав батюшке, заинтересовался, из каких фондов содержатся нынче церковные памятники и дорого ли обошелся ремонт? Спросил и увидел, что коснулся больного. Отец Александр, как ни крепился, не смог удержаться, чтобы не посетовать.
- Вы только подумайте, - в сердцах восклицает он, указывая на огромный трехпрестольный собор позади, - ведь все это тысячетонное сооружение брошено целиком на мое, настоятеля, попечение! И конечно, сердцем болеешь за храм, делаешь, что в твоих силах. Но мыслимо ли мне в одиночку или даже силами епархии справиться, когда подошел черед такого вот большого ремонта?! Раньше, до революции, - вот наше Никольское вам в наглядный пример - церкви строили всем миром и при участии государства. Богатые волжские купцы и промышленники оставили по себе память, возведя капитальные, замечательные по своей архитектуре храмы по всему волжскому побережью. Прошло сто лет, и мы, их потомки, не то, что построить, но вовремя заменить кровлю не можем! С огромным трудом наскребли средств на начало работ пока на одном куполе. С "кружкой" идут по селу прихожане, прося поучаствовать, кто чем сможет. Но, разумеется, когда общая сумма подряда "зашкаливает" за 100 000, нужна более весомая помощь от местных властей и предпринимателей. А таких пожертвований пока нет. Думают, что церковь у нас - вечная и все в ней само собой сделается. Но ведь ждать не приходится! Не хотим чинить крышу сегодня - через два-три года придется вкладывать в реставрацию сильно запущенного здания уже в десять раз большие суммы.
Соглашаюсь с этими замечаниями и, глядя, с какой горячностью говорит обо всем этом батюшка, про себя думаю: спасибо тебе, отец, за твое беспокойство! И не об одном только Никольском. Рядом - станицы Грачи и Пришиб, где тебе тоже приходится в одиночку служить и поднимать храмы. И что стало бы, не отыщись в наше коммерческое время человека, готового на свой страх и риск за них взяться?!
Между прочим, отец Александр сообщает мне, что Рождество-Богородицкая церковь в Никольском - самая большая во всем Нижнем Поволжье: 56 метров в длину, 30 в ширину - вместительнее, чем даже Успенский собор Астраханского кремля. Рассчитана она на 2500 человек. Тем временем я мысленно представляю себя ответственным за это громадных размеров хозяйство. Становится не по себе: где тут управишься? Собор с близкого расстояния действительно кажется необъятным. Правда, массивность всех его форм несколько скрадывается разнообразием кирпичной отделки. Наверное, от этого здание делается похожим на средневековую крепость. Задрав головы кверху, обходим его кругом. Кладка местами выщерблена, а дождь с ветром основательно потрудились, чтобы сбить с фасадов побелку.
Разговор наш волей-неволей опять принимает практическое направление. Отец Александр припоминает, как беседовал однажды с одним из переселенцев, из мусульман:
- Подходит ко мне и спрашивает испытующе: "Бачка, скажи правду. Почему русский такой жадный? Почему на храм не дает? У нас на мечеть деньги каждый вперед другого несет, ни в чем нужды не бывает!" А что ему на это ответить?!
Конечно, обидно и горько. Как это у нас часто случается, спохватимся и начнем сокрушаться только тогда, когда все растеряем и будет вокруг только ровная степь. Или появятся над ней какие-нибудь другие храмы, только не русские, не православные.
Описав круг и оказавшись снова у паперти, готовимся подниматься на колокольню. Отец Александр рассказывает о том, как в войну все село отсиживалось во время бомбежек в церковных подвалах. Одна из тяжелых фугасок упала тогда и разорвалась совсем рядом, в 20 метрах от храма, на месте теперешней небольшой звонницы. Образовалась внушительная воронка. К чести строителей, церковь выдержала этот удар. Только на четырехъярусной колокольне, которая ближе всего была к эпицентру взрыва, образовались выбоины и трещины, которые после войны наспех заделали.Наумовы: работа над ошибками
По крутым лестничным маршам поднимаемся, как и было обещано, на верх колокольни. Здесь, на семи ветрах, с высоты птичьего полета хорошо виден и волжский разлив, и зеленый пока еще, не успевший выгореть ковер степи. Ударили с дозволения настоятеля раз-другой в самый увесистый колокол. Потревоженный, он отозвался низким, рассерженным гулом.
С третьего яруса колокольни до места, на котором ведутся кровельные работы, - рукой подать. В подробностях рассматриваем происходящее там: скелет и утробу раскрытой примерно наполовину центральной луковицы, бригаду, слаженно действующую над пропастью, в которую, если смотреть, голова кружится. Величина куполов поражает - площадь одной только главной луковицы 400 кв. м. Кроме нее предстоит перекрыть четыре поменьше: в 120-130 кв. м и колокольню - еще 150 кв. м.
Напротив, где висит люлька, на нас обратили внимание. Батюшка кричит рабочим-высотникам:
- Бог в помощь! - и крестит их издали.
В ответ доносятся голоса:
- Спаси Господи!
- Верующие? - спрашиваю я у отца Александра.
- Да, не один храм перекрыли.
Работа здесь особая, не каждый кровельщик, даже опытный, справится. Требуется навык точно класть и пригонять один к одному кровельные листы на сферических поверхностях. Тем более на таких больших: высота центральной луковицы превышает 10 метров! Чтобы добраться к верхним листам кровли, внутри купола рабочим приходится ставить отдельные строительные леса!
Бригадиру Павлу Павловичу Наумову навыки этих работ достались от отца, тоже высотника-кровельщика. А тот, в свою очередь, перенял их от деда. Кстати, выяснилось, что в 1950-х годах крышу и купола Никольского храма чинил Павел Наумов-отец, а в конце XIX века, выполняя для строившейся тогда церкви Рождества Богородицы жестяные и кровельные работы, трудился Степан Наумов, дед нынешнего бригадира.
Эта преемственность кажется мне интересной, и я говорю батюшке, что хочу написать обо всем этом хотя бы вкратце в газетном очерке. Отец Александр согласен. Окликнув рабочих, он подзывает к нам Павла Павловича. Спустя несколько минут тот уже с нами на колокольне. Средних лет, коренастый, невысокого роста, с обветренным открытым лицом, он несколько смущен, но и польщен журналистским вниманием к своей скромной персоне. Здесь же, на продуваемой ветром колокольной площадке происходит наше знакомство. Да, в самом деле, в роду Павла Наумова почти все кровельщики. Дед Степан в царские времена держал в Астрахани крупную кузнечно-жестяную мастерскую, выполнял подряды для многих храмов, в том числе на строительство церкви в Никольском. Справился со своей работой, по словам Павла, прекрасно: до сего времени все основные несущие деревянные конструкции остаются в строю.
Я справляюсь у Павла Павловича о дальнейшей судьбе их семьи в советское время. В 1920-е годы мастерскую у деда отняли. Трудились, как все, в основном на высотных работах. В 1930-х Павел Наумов-отец проходил службу в воинской части, расквартированной в Астраханском кремле. Как специалиста-высотника его отрядили снимать крест с колокольни Успенского собора. Полвека спустя, в 1990 году, его сын, Павел Павлович снова взобрался на маковку - на этот раз чтобы спиленный крест заново установить. Признается, что работал по убеждению: каждый должен принести покаяние и делом искупить то, что когда-то по неразумию натворили отцы и деды. И не просто приложить руки и потрудиться, но как следует потерпеть. Операция по установке креста выдалась сложной. 750-килограммовую махину нужно было направить в гнездо с точностью в 5 сантиметров. Крест поднимали вертолетом и, принимая его, Павел Павлович не догадывался, сколь силен заряд статического электричества от вращающихся вертолетных лопастей. Внезапный удар ошарашил, потемнело в глазах... Потом, в новых попытках, еще несколько раз ему придется заземлить вертолет на себя. Но первый удар током на высоте был неожиданным и поэтому самым опасным.
Винтокрылая машина провисела в небе над Астраханью четверо суток - с 7 по 11 ноября. Дул резкий, пронизывающий ветер, на котором быстро коченели руки, однако высотник не сдавался. Несколько раз крест с размаху ударялся о купол и при этом конструкции страшно трещали под Павлом, раскачиваясь из стороны в сторону. Напарники не выдержали - ушли вниз, а он был уверен, что должен довести эту работу "до победного", что таков его, Павла Наумова, долг перед Богом и перед людьми - восстановить крест и этим исправить ошибку отца. В минуты опасности в голос молился: к Небу здесь близко!.. Наконец, на четвертые сутки удалось захватить крест специально сваренной для этой цели ловушкой и поставить на место.
Вот такая история, которая, вообще-то, вполне достойна остросюжетных съемок. Но Павел Павлович об этом эпизоде своей жизни вспоминает на удивление спокойно и буднично, как о чем-то вполне само собой разумеющемся. Под конец говорит, что церковь в Никольском ему очень по сердцу и что центральный купол здесь будет, пожалуй, самым большим из тех, на которых когда-либо приходилось работать. Наш новый знакомый, бригадир высотников Павел Наумов, остается работать там, на недосягаемой для обычного смертного высоте, а мы расстаемся с ним и возвращаемся на бренную землю - снизу нас уже давно и настойчиво кличут на чай.Семья и школа
На дворе нас уже поджидает стайка мальчишек и девчонок школьного возраста. Их я заметил еще прежде на территории храма: кто с лейкой, а кто с тяпкой в руках, они помогали ухаживать за садом и цветником. Теперь матушка известила их о нашем приезде, и всем страшно любопытно взглянуть на приезжего писателя из Петербурга. Между нами сразу завязывается непринужденная беседа, из которой становится ясно, что собравшиеся детишки учатся в здешней воскресной школе. О городе на Неве знают немного: что, во-первых, там белые ночи, во-вторых, что мосты там разводятся. Зато наперебой сообщают такие вещи, о которых я, живя в Ленинграде-Петербурге, долгое время сам не подозревал: что на Смоленское кладбище к могиле блаженной Ксении со всей страны едут люди, оставляют ей записочки с просьбами, и Ксения помогает - даже у них в Никольском вылечила от болезни кого-то.
За этой беседой мы вместе садимся за стол под навесом. Чай на открытом воздухе в конце теплого майского дня - поистине щедрый подарок юга. Все кругом - и ласковый ветерок, и неяркие, красноватого цвета лучи заходящего солнца, узорчатыми пятнами пляшущие под кронами фруктового сада, и буйные снеговые шапки кустов бульдонежа вместе с развесистыми пионами, и необычный вкус калмыцкого чая на молоке - мне, северянину, кажутся чудом и настраивают на какую-то особенно теплую и доброжелательную волну. Будто всю жизнь только и делал, что ехал сюда, чтобы вот так, в кругу людей совершенно мне незнакомых, ощутить наконец себя дома, в покое! Вслух говорю, дескать, в каких благословенных краях вы живете! - и слышу в ответ шутливое приглашение наведаться в Никольское неделями двумя-тремя позже. Все озорно улыбаются, а я начинаю подозревать, что, верно, за этим таится какой-то подвох... В конце концов матушка все же берется пояснить гостю одну характерную особенность местного лета: с конца мая и по июль все волжское побережье, от Ушаковки до Астрахани, переживает жуткое нашествие мошкары, от которой нет спасу. Здешние жители к этой, как именует ее отец Александр, "египетской казни" (библейский сюжет) привыкли, а вот новичку мошкара кажется сущим мучением. После этого снова смеемся, на этот раз уже всей компанией. Немного рассказываю о себе, вспоминаю необычные или веселые случаи, происшедшие в разных поездках, с интересом выслушиваю, в свою очередь, истории из здешней приходской жизни... Дюжина детских голов, как по команде, вертится из стороны в сторону, доверчиво и внимательно глядя то на меня, то на батюшку с матушкой. И удивительное дело: не могу вспомнить общения, в котором бы душа ощущала себя так легко и открыто! Наверное, это все-таки было со мною - в совсем еще юные годы, когда почти в каждом живет надежда и ожидание от будущего чего-то большого. А после это высокое ожидание - Надежда с большой буквы куда-то исчезла, затерлась делами, заботами и житейскими непредвиденностями. Чтобы вот так, спустя много лет, снова найтись где-то в Никольском, в людях, у которых в прямом, а не переносном смысле этого слова "выше крыши" (до самого купола церкви) хозяйственных и материальных проблем.
Я украдкой смотрю на отца Александра, у которого седина до срока окрасила бороду, на его милую матушку. Силюсь и никак не могу разгадать этот ребус: откуда в них столько доверия к жизни и оптимизма? Ведь, кажется, только что говорили о разобранной кровле, нехватке средств и строительных материалов, отсутствии помещений у церкви для подсобных нужд и занятий с детьми... Наверное, это и есть то, что верующему человеку дается от Бога, - Надежда с большой буквы.
Смеркалось, и сверху не стало слышно уже молотков кровельщиков, прежде чем я отважился заикнуться, что нужно-де собираться и двигаться дальше. Тотчас и детишки разом все встрепенулись, вспомнив, что пора по домам. Занятия рисованием, пением, лепкой, сценическими постановками матушка устраивает по воскресеньям, но и по будням после уроков ребятня старается собраться у церкви - помочь посадить какой-нибудь куст, полить грядки или цветы, почитать что-нибудь занимательное или просто сесть рядышком и спеть хором. В честь гостя из северной столицы решают исполнить песню о Ксении Петербургской. Запоминается строчка: "Укрепи в терпении, матушка Ксения!.."
Прощаемся, трогаем... Однако последние слова, распетые на протяжный, немного грустный мотив, долго еще будут оставаться со мной в пути. Глядя в зеркало заднего вида на пылающий в закатных лучах фасад церкви, отчетливо понимаю, что не смогу больше смотреть на нее так, как раньше, - как на "памятник истории и архитектуры". Памятники ставят над тем, что уже умерло, тому, что прошло навсегда. Здесь же, наоборот, все наполнено жизнью. Сюда собираются и пожилые старушки, и совсем юные души. А значит, у храма в Никольском есть не только настоящее, но и будущее. Будущее, в котором обязательно засияют обновленные купола.
Эта Надежда с большой буквы, я чувствовал, теперь оставалась со мною. И еще в памяти всплыло, что дед мой, Никита, в 1920-е годы будучи советским работником, вместе с другими тоже разорил храм в одном из воронежских сел. Выходит, и мне, как умею, предстоит приносить покаяние делом, искупить и загладить его ошибки.А. РОГОЗЯНСКИЙ
Петербург - Никольское - Астрахань
От редакции: желающим оказать помощь в ремонте церкви в селе Никольском обращаться по тел. (85113) 94-3-52, спросить настоятеля, отца Александра Максимова.
Банковские реквизиты: церковь Рождества Пресвятой Богородицы, с. Никольское. Р/с 40703810405100000083, БИК 041203602, К/с 30101810500000000602 Енотаевский ОСБ 3977 Поволжского банка СБ РФ с. Енотаевка Астраханское ОСБ 8625 г. Астрахань. |
Храм Рождества Пресвятой Богородицы
в селе Никольском |
 |
| Протоиерей Александр Максимов в трудах и заботах |
