 |
ЖУРНАЛ МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ
| 12-2006 |
ЦЕРКОВНАЯ ИСТОРИЯ
Церковно-правовые основания существования
«Парижской митрополии» в 1921–1946 годах
Исторические причины и канонические обоснования, лежавшие в основе церковных разделений в русской эмиграции, по-разному определялись в зависимости от того, кем излагались эти причины и какова была аргументация этих обоснований. Эти расхождения в интерпретации происшедших разделений необходимо учитывать при исследовании истории русской религиозной эмиграции, в особенности при оценке источников этой истории.
Характерным примером является послесловие к мемуарам митрополита Евлогия (Георгиевского) «Путь моей жизни», написанное составителем этих мемуаров Т. Манухиной. К ее свидетельству о «последних словах» митрополита Евлогия: «Наша Русская Церковь – национальная Церковь была и есть, и я плоти и крови преодолеть не могу. Высшим христианским идеалом я жить не могу...», те же, кто к нему стремится, «пусть остаются во Вселенской Патриархии» – следует подходить с сугубой исследовательской осторожностью1.
Очевидно, что, оставаясь в «Парижской митрополии», пошедшей по пути, отличному от того, на который указывал митрополит Евлогий в последние годы своей жизни, ей было важно показать, что ее почивший авва не только не был бы против, но даже одобрил бы курс, выбранный большей частью западноевропейских приходов после его кончины. Цель нашего доклада – рассмотреть, какая историко-каноническая аргументация была употреблена в церковном уделе, возглавленном митрополитом Евлогием, и указать, какую она претерпела эволюцию после его кончины.
Управление западноевропейскими приходами Русской Православной Церкви (а вернее, следуя словоупотреблению того времени, Российской Православной Церкви) в новых условиях, когда их паства приумножилась в связи с многочисленной эмиграцией, получило новое устройство по инициативе Высшего Русского Церковного Управления заграницей в апреле 1920 года. В уведомительном письме тогда еще архиепископу Евлогию мы читаем: «Постановлением Высшего Временного Русского Управления вам вверено управление всеми западноевропейскими русскими церквами на правах епархиального архиерея»2.
Через год, в апреле 1921 года, по этому поводу последовал указ № 423 Cоединенного присутствия Священного Синода и Высшего Церковного Совета Российской Православной Церкви: «Ввиду состоявшегося постановления Высшего Русского Церковного Управления заграницей считать русские церкви в Западной Европе находящимися временно, впредь до возобновления правильных и беспрепятственных сношений означенных церквей с Петроградом, под управлением Вашего Преосвященства»3.
Митрополит Евлогий основывал легитимность своего управления западноевропейскими приходами именно на последнем указе. Со своей стороны, основываясь на словах указа «ввиду состоявшегося постановления Высшего Русского Церковного Управления заграницей», упомянутое здесь Высшее Управление заграницей считало, что здесь речь шла лишь о подтверждении легитимности распоряжения 1920 года, а значит, и подчинения митрополита Евлогия Высшему Управлению заграницей.
Впрочем, Высшее Управление заграницей было упразднено решением Cоединенного присутствия Священного Синода и Высшего Церковного Совета 22 апреля / 5 мая 1922 года, причем в указе № 347, адресованном митрополиту Евлогию, подчеркивалось: «Высшее Церковное Управление упразднить, сохранив временное управление русскими заграничными приходами за Вашим Преосвященством»4. Созванный в том же году Архиерейский Собор Русской Церкви Заграницей действительно упразднил Высшее Русское Церковное Управление заграницей, но вместо него создал Архиерейский Синод с такими же полномочиями5. В обоснование этого решения Собор сослался на указ Cоединенного присутствия Священного Синода и Высшего Церковного Совета № 362 от 7 / 20 ноября 1920 года, в котором давались указания «правящим архиереям <...> на случай разобщения епархии с Высшим Церковным Управлением или прекращения деятельности последнего»6.
Митрополит Евлогий первоначально разделял мнение, согласно которому указ 1922 года был вынужденным и необязательным к исполнению, по крайней мере в том, что касалось упразднения Высшего Церковного Управления заграницей: де-факто он признал правомерность создания Архиерейского Синода вместо этого Высшего Управления. С другой стороны, он видел в этом указе дополнительное основание своих полномочий: на этот документ он ссылался при конфликте с Архиерейским Собором, попытавшимся упразднить его автономию, в 1924 году.
Однако в еженедельной газете «Вечернее время» за 11 / 24 апреля 1925 года мы читаем его высказывание о том, что «не исключено, что этот документ был составлен третьим лицом и лишь представлен на подпись Патриарху», и далее: «...так или иначе, я не признаю за этим документом никакой обязательной силы, даже если он на самом деле был составлен и подписан Патриархом. Это политический, а не церковный документ»7.
Лишь позднее, начиная с 1926–1927 годов, опровергая мнение о подчинении заграничному Синоду возглавляемых им приходов, митрополит Евлогий станет безусловно ссылаться на указ 1922 года и утверждать его абсолютную легитимность8. Таким образом, церковно-каноническая аргументация его размежевания с Архиерейским Синодом страдает серьезными противоречиями – явление достаточно характерное для истории разделений. Весьма нередко в рамках одной и той же юрисдикции одни и те же аргументы в разных случаях применялись по-разному. Очевидно, что здесь невозможно довольствоваться анализом канонической аргументации и приходится обращаться к политической конъюнктуре и личным отношениям протагонистов разделений для объяснения тех или иных явлений.
С 1927 года Архиерейский Синод заграницей окончательно прекратил свои административные сношения с Москвой: он не признал полномочий митрополита Сергия (Страгородского, † 1944), считая главой Русской Церкви Патриаршего Местоблюстителя священномученика Петра (Полянского, † 1937), находившегося в заключении9. По его смерти Синод заграницей счел, что Высшее Церковное Управление Российской Православной Церкви прекратило свою деятельность. Митрополит Евлогий этой аргументации не принимал: он безусловно признавал легитимность власти митрополита Сергия10. Тем не менее конфликт между ними нарастал, и в 1930 году наступил очередной его виток: митрополит Евлогий принял участие в молениях англиканской церкви за страждущую Русскую Церковь, что в Москве сочли политическим выступлением. В итоге последовавшей за этим переписки 10 июня 1930 года заместитель Местоблюстителя и временный при нем Синод издали указ об увольнении митрополита Евлогия от управления западноевропейскими приходами. И здесь митрополит Евлогий применил ту же аргументацию, которая в 1922 году была выдвинута Архиерейским Синодом заграницей, чтобы отказать в повиновении указу Святейшего Патриарха Тихона. Именно на указ № 362 1920 года ссылается митрополит Евлогий в своей переписке с митрополитом Сергием и в обращениях к пастве.
21 июня 1930 года он пишет митрополиту Сергию: «Создалось тягостное положение нашего фактического разобщения, подобное тому, которое предусмотрено постановлением Святейшего Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 20 ноября 1920 года». «Я, руководствуясь пунктами 2 и 4 означенного постановления, вынужден временно “воспринять” на себя всю полноту власти, предоставленной епархиальному архиерею церковными канонами, впредь до восстановления правильных, нормальных сношений с высшей властью Русской Церкви. <...> К будущему Патриарху и Поместному Собору я направлю тогда и свою апелляцию на постановление указа от 10 июня 1930 года, если он не будет отменен»11.
29 июня 1930 года общее собрание клириков и представителей мирян приходов, возглавляемых митрополитом Евлогием, принимает следующее постановление: «Наступил момент для епархии и правящего ею архиерея подчиниться указаниям, преподанным по благословению Святейшего Патриарха Тихона в постановлениях Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 20 ноября 1920 года (п. 4 и 5)... согласно указанному постановлению высшей Всероссийской церковной власти от 20 ноября 1920 года, законному правящему епископу православных русских церквей в Западной Европе митрополиту Евлогию воспринять полноту власти во вверенной ему епархии, строго соблюдая требования, изложенные в названном постановлении от 20 ноября 1920 года»12.
9 декабря 1930 года митрополит Евлогий вновь пишет митрополиту Сергию и вновь ссылается на указ 1920 года как на основание дальнейшей жизни возглавляемых им приходов и как на акт, позволяющий ему игнорировать указ от 10 июня 1930 года.
Следует подчеркнуть при этом слова митрополита Евлогия, опубликованные в «Церковном вестнике Западно-Европейской епархии» в августе 1930 года: «Опираясь на этот указ, мы <...> не колеблем нашего канонического единения c Матерью Русской Церковью и ее законной властью: мы лишь временно прерываем внешние административные сношения с этой властью вследствие выяснившейся невозможности правильного, свободного взаимодействия с ней. Мы будем ждать того времени, когда это свободное взаимообщение с нашей центральной властью восстановится»13.
Здесь вновь речь идет о том, с чем мы сталкивались ранее, – при изменении конъюнктуры изменяется и применение церковно-правовых аргументов. Однако в дальнейшем речь пойдет о большем.
Дело в том, что в упомянутых выше публикациях и письмах митрополит Евлогий выражает лишь намерение следовать указу № 362 1920 года, то есть автономно управлять западноевропейскими приходами, поминая за богослужением Патриаршего Местоблюстителя. Об обращении к покровительству Константинополя здесь нет и речи.
В переписке с митрополитом Сергием митрополит Евлогий высказывал мнение, что Патриарший указ 1921-го, а затем и 1922 года определял его епархиальным архиереем возглавляемых им приходов (хотя на самом деле формулировка «на правах епархиального архиерея» все же означает нечто иное). Исходя из этого и ссылаясь на указ 1920 года, он утверждал право возглавляемых им приходов на автономную жизнь. Следует при этом заметить, что на случай устойчивости такого положения тот же указ давал следующие указания в своем 5-м пункте: «если [такое] положение вещей <...> примет характер длительный и даже постоянный <...> наиболее целесообразной мерой <...> представляется разделение епархии на несколько местных епархий», из которых образуется церковный округ.
Кроме того, в 1920-х годах митрополит Евлогий энергично отвергал претензии Константинополя на управление русской диаспорой. В частности, в 1924 году митрополит Евлогий писал Патриарху Константинопольскому Григорию, отвергавшему его право на управление западноевропейскими приходами: «Текст 28-го правила IV Вселенского Собора <...> предоставляет ему (Константинопольскому Патриарху – Прим. авт.) власть поставлять епископов в сопредельных областях Понта, Асии и Фракии у иноплеменников не всех вообще, а лишь названных областей». И далее, касаясь своего собственного канонического положения: «...мои канонические полномочия исходят от власти главы Автокефальной Российской Церкви Патриарха Московского, в каноническом подчинении которого я нахожусь»14.
Несмотря на эту точку зрения, митрополит Евлогий в 1931 году апеллирует к Константинополю. В своих воспоминаниях он пишет: «Каждая церковь и каждый епископ имеют право апеллировать к Вселенскому Патриарху в тех случаях, когда они не находят справедливости у своей церковной власти»15. Таким образом, в начале 1931 года он уже не довольствуется обоснованием своих действий в указе № 362, которое выдвигал вплоть до своего декабрьского письма митрополиту Сергию.
Митрополит Евлогий ищет дополнительного обоснования легитимности своего правления в обращении к Константинопольскому Патриарху. В статье, опубликованной в «Церковном вестнике» в марте 1931 года, смысл этого обращения определяется так: «Единственным выходом из создавшегося положения представляется временное решение его не собственным суждением, а голосом Вселенской Церкви». И далее: «...уже не спорящими сторонами (как то было доселе), а соборным актом законно действующего органа первенствующей в Православии Автокефальной Церкви <...> вынесено суждение о нашем положении»16.
Не довольствуясь той защитой, которую он находил в ссылке на акт 1920 года, митрополит Евлогий счел необходимым, так сказать, укрыться за спиной Константинополя от прещений из Москвы: «Мы ограждены на будущее время властью Вселенского Патриарха от угроз и прещений, которые нам предъявлялись <...> наше дело выведено из сферы внутрирусских церковных несогласий и перенесено в область междуцерковную»17.
Приведем мнение крупного специалиста по церковному праву Сергея Викторовича Троицкого. Заметим, что в более поздние годы он будет целенаправленно выступать против того, что он назовет «карловацким» и, соответственно, «парижским» расколами.
Однако в те годы, когда произошли эти печальные события, он преподавал в Белградском университете, консультировал Синод Сербской Церкви по вопросам канонического права и смотрел на ситуацию с точки зрения стороннего наблюдателя.
В 1932 году, по горячим следам, Троицкий публикует брошюру «Размежевание или раскол», в которой отмечает, что апелляция к третейскому суду возможна лишь при согласии обеих тяжущихся сторон. По его мнению, митрополит Евлогий был, однако, прав в том, что прервал административные отношения с митрополитом Сергием – он воспроизводит уже изложенную нами аргументацию со ссылкой на указ № 362. Однако, считает Троицкий, митрополит Евлогий не был прав в том, что обратился к Константинополю – следовало идти дальше в исполнении указа № 362, то есть разделить церковный удел митрополита Евлогия на несколько самостоятельных епархий и образовать из них автономный митрополичий округ (благо число викариев это позволяло)18.
Итак, первоначальное обоснование в указе № 362 канонического положения возглавляемого митрополитом Евлогием церковного удела сменяется другим. В своем докладе собранию клириков и представителей мирян в 1933 году член Епархиального совета при митрополите Евлогии граф Владимир Николаевич Коковцев подчеркивает: «Грамота Вселенского Патриарха стала с февраля 1931 года нашим основным непререкаемым каноническим законом»19. С того времени ссылки на указ № 362 1920 года исчезают из аргументации, исходящей от представителей приходов, возглавляемых митрополитом Евлогием. Более того, ими оспаривается аргументация Архиерейского Синода заграницей, ссылающаяся на этот указ в обоснование своей легитимности20.
Подчеркнем, однако, что публикацию в «Церковном вестнике» томоса Константинопольского Патриарха Фотия митрополит Евлогий сопровождает посланием пастве, в котором пишет: «Когда восстановится общепризнанная центральная церковная власть и нормальные условия жизни Русской Православной Церкви, мы вновь вернемся к прежнему положению <...> вступая на этот путь, мы, конечно, не отрываемся, не откалываемся от Матери Русской Церкви. Мы <...> не прекращаем с ней нашего единения. <...> Это лишь временный перерыв официальных административных сношений с митрополитом Сергием, вызванный известными обстоятельствами»21.
То же самое звучит в докладе В. Н. Коковцева на собрании клира и представителей мирян 1933 года22. Собрание 1936 года постановляет: «Сохранить в неприкосновенности дарованное нашим церквам и приходам Вселенским Престолом временное, впредь до восстановления свободной связи с Матерью Русской Церковью, покровительство»23 (выделено авт.). Более того, наряду с Константинопольским Патриархом в богослужебном порядке поминается Патриарший Местоблюститель митрополит Петр24, а после его кончины – «все епископство православное страждущей Церкви Российской»25.
В конце Второй мировой войны между митрополитом Евлогием и Москвой возобновились отношения, и в августе 1945 года в Париж прибыл митрополит Крутицкий Николай (Ярушевич, † 1961). 29 августа митрополит Евлогий и его викарии архиепископ Владимир (Тихоницкий, впоследствии митрополит, † 1959) и епископ Иоанн (Леончуков, † 1947) подписали обращение к Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Алексию I следующего содержания: «Сыновне просим, покрыв любовью наше разобщение с Матерью Русской Церковью, принять нас с нашими приходами под Вашу отеческую руку в каноническое объединение со всей Русской Православной Церковью»26.
2 сентября 1945 года в Александро-Невском кафедральном храме в Париже состоялось соборное служение митрополитов Николая и Евлогия. Переговоры с Константинопольской Патриархией относительно Экзархата митрополита Евлогия взяла на себя Москва: телеграммой от 4 ноября 1945 года Патриарх Алексий просил Патриарха Вениамина благословить митрополита Евлогия и его паству на воссоединение с Российской Церковью. Со своей стороны, митрополит Евлогий уведомил докладом от 1 октября 1945 года Патриарха Вениамина о подписании вышеозначенного ходатайства. 11 сентября 1945 года был издан указ Московского Патриарха № 1171, удовлетворяющий ходатайство митрополита Евлогия и его викариев, с сохранением за его церковной единицей статуса Экзархата.
Однако митрополиту Евлогию пришлось осознать, что далеко не вся паства сочувствовала его стремлению к восстановлению канонических отношений с Московским Патриархатом. Так, еще в письме к Патриарху Алексию от 3 апреля 1945 года он признается: «К глубокому моему огорчению, в значительной части моей паствы я неожиданно встретил упорное отрицательное отношение к этому делу»27.
Эта значительная часть паствы, считая, что Русская Церковь остается заложницей советской власти, желала сохранить положение, установленное в 1931 году. После кончины митрополита Евлогия 8 августа 1946 года его старший викарий архиепископ Владимир отказался следовать указаниям Московского Патриаршего престола, сославшись на отсутствие ответа Константинопольского Патриарха, от которого он считал Экзархат зависящим.
10 сентября из Константинополя прибыл Экзарх – митрополит Фиатирский Герман, который передал архиепископу Владимиру, что Константинопольский Патриарх «ожидает соборного голоса для подтверждения несомненного желания пребывать в каноническом ему подчинении»28. Состоявшееся 16–19 октября 1946 года собрание клира и мирян вынесло ряд резолюций, суть которых была в следующем: собрание поддерживало позицию архиепископа Владимира и ходатайствовало перед Патриархом Константинопольским о сохранении прежнего статуса Экзархата и о каноническом утверждении главой Экзархата архиепископа Владимира. Ответ Константинопольской Патриархии последовал 20 марта 1947 года: указом от 6 марта 1947 года Патриарх Максим полностью удовлетворял ходатайство собрания.* * *
Казалось бы, эта аргументация канонического положения митрополии после ее неудавшегося воссоединения с Матерью-Церковью в 1945 году не должна была претерпеть изменений. По итогам событий можно сказать, что митрополит Евлогий счел, что время прекращения временного разрыва административных сношений наступило, что эти отношения вновь могли быть «беспрепятственными», а архиепископ Владимир и большая часть его паствы не согласились с этой точкой зрения. В 1946 году, в докладе Святейшему Патриарху Алексию I архиепископ Владимир (Тихоницкий) писал о том, что реальное управление западноевропейскими приходами из Москвы «останется невозможным до тех пор, пока два государственных правовых и идеологических мира, каковыми являются СССР, с одной стороны, и весь прочий мир – с другой, друг с другом не сговорятся и не наступит свободное между ними общение»29.
В то же время, аргументируя свой отказ подтвердить свое воссоединение с Московским Патриаршим престолом, руководство митрополии стало подчеркивать свою зависимость от Константинополя. В частности, все в том же докладе архиепископ Владимир писал Святейшему Патриарху Алексию: «Наше подчинение Московскому Патриархату (имеется в виду акт воссоединения 1945 года. – Прим. авт.) имело лишь условный характер. До получения отпускной грамоты высшей, а канонически даже единственной руководящей канонической инстанцией был и остается Вселенский Патриарх»30. Можно по этому поводу заметить, что подчинение Константинополю было не менее условным: условием его прекращения было «восстановление нормальных отношений с Московским Патриаршим престолом». Впрочем, как мы указывали, архиепископ Владимир подчеркивал и то, что норма этих отношений не была восстановлена.
В дальнейшем апология особых прав Константинопольского Патриархата на страницах «Церковного вестника» митрополии умножается: «Первенство Константинопольского престола <...> должно проявляться в верховном суде и юрисдикции над православным рассеянием»31. В обращении митрополита Евлогия к Константинополю видится уже не конъюнктурность, а некое «церковно-объективное значение его». «Чем дальше, тем больше понимаем мы его внутреннюю, церковную правильность, тем больше узнаем, что путь всегда нужно искать в полноте церковности – только в ней можно найти правильное сочетание национального и вселенского»32.
В рамках этой апологии прав Константинополя появляется и новый аргумент. Дело в том, что в эти годы все настойчивее указывается на то, что пребывание русской эмиграции за рубежом уже не временно, что «Парижская митрополия» уже не временный церковный удел. Это справедливо. Но легитимность этого церковного удела опять же пытаются связывать именно с Константинопольским Патриархатом. Так, справедливо обличая на страницах «Церковного вестника» разделение Православия в Западной Европе на этнические юрисдикции и тем более справедливо обличая разделение русского Православия на три юрисдикции, преподаватель Свято-Сергиевского института в Париже Сергей Сергеевич Верховской почему-то утверждает, что «только наша митрополия, выйдя из подчинения Московской Патриархии по канонической и нравственной невозможности состоять в ее юрисдикции, захотела идти царским путем...»33. И далее: «...мы искали покровительства Вселенского престола, не отрекаясь от нашей русскости <...> но желая быть верными смыслу канонов и Преданию Церкви»34.
Можно заметить, что свои аргументы Верховской неправомерно переносит на 1931 год. При этом он смешивает справедливое замечание о том, что юрисдикции укоренились на Западе и что необходимо бороться с их дроблением, с зыбким оправданием канонического положения митрополии, стоящей, по его мнению, на почве единственной канонической истины. На собрании клира и мирян 1949 года Верховской, определяя «каноническое положение» митрополии, подчеркивает: «Мы являемся Экзархатом Вселенского престола, тем самым органически входя в каноническое целое Православной Церкви через первенствующий в Церкви Патриархат»35. Верховской уточняет свое отношение к Константинопольскому Патриархату: «Дело не в том, что ему одному принадлежит власть над всеми землями вне Поместных Церквей <...> а в том, что первенствующий Вселенский Патриарх имеет законное попечение обо всех делах, которые не могут быть решены и устроены отдельными Церквами»36. Исходя из этого он призывает устроить из всех существующих юрисдикций Западноевропейскую митрополию под покровительством именно Константинополя37.
Резолюции собрания 1949 года вкратце повторяют те же тезисы38: о временности отделения от Русской Церкви уже не упоминается. Произошла подмена церковно-канонической аргументации, введена новая аргументация, игнорирующая прежнюю, то есть ту, на основе которой была создана та церковная единица, которую с 1920 по 1946 год возглавлял митрополит Евлогий.ПРИМЕЧАНИЯ
1Митрополит Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. Москва, 1994. С. 616.
2 Митрополит Евлогий (Георгиевский). Указ. соч. С. 344.
3 Там же. С. 354–355.
4 Акты Святейшего Тихона. Москва: ПСТБИ, 1994. С. 193–194. Аналогичный указ, за № 348, был адресован митрополиту Антонию (Храповицкому).
5 Постановление Собора приведено в книге священника Георгия Митрофанова «Православная Церковь в России и в эмиграции в 1920-е годы» (Санкт-Петербург, 1995. С. 96–98).
6 Этот документ также приведен в уже упомянутой книге священника Георгия Митрофанова (С. 86–88). Отдельное исследование следовало бы посвятить вопросу о том, насколько правомерно применение данного указа к архиереям, находившимся в эмиграции. Отец Георгий Митрофанов в целом отвергает это применение (С. 15–18). Исследовательница С. Н. Баконина, выступая на конференции в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете в январе 2005 года, оправдывала это применение, но все же подчеркнула, что указ № 362 был прежде всего обращен к дальневосточным епархиям, которые находились на территории военных действий.
7 Обратный перевод, цит. по: Michel d'Herbigny. Eveques russes en exil. Rome, 1931. P. 54–55.
8 См., например, его обращение к пастве 1926 года (приведено в Michel d'Herbigny. Op. cit. P. 55). Также см. брошюру, изданную Епархиальным управлением «Каноническое положение Православной Русской Церкви Заграницей». Париж, 1927. С. 52–53.
9 Окружное послание Архиерейского Собора РПЦЗ 1927 года. Приведено в книге священника Георгия Митрофанова (С. 138–140).
10 Это явствует хотя бы из его переписки с последним, опубликованной в журнале «Церковь и Время» несколько лет тому назад: «Церковь и Время» (далее ЦиВ), № 2 (5). М., 1998. С. 75–110.
11 Церковный вестник западноевропейской епархии (далее ЦВЗЕЕ). № 3. Париж, 1931. С. 7– 8; также в ЦиВ. №1 (8). М., 1999. С. 223–229.
12 ЦВЗЕЕ, № 8. М., 1930. С. 7; также в ЦиВ. № 1 (8). М., 1999. С. 234–235.
13 ЦВЗЕЕ. С. 4.
14 Оригинал письма хранится в архиве Архиепископии западноевропейских православных русских приходов – Экзархата Константинопольского Патриарха. Копия письма – в архиве автора.
15 Митрополит Евлогий (Георгиевский). Указ. соч. С. 571. Ср.: «Каноническое положение Русской Православной Церкви Заграницей». С. 24.
16 ЦВЗЕЕ. № 3. Париж, 1931. С. 29–30.
17 Там же. С. 31.
18 См. Троицкий С. В. Размежевание или раскол? Париж, 1932. С. 99–103 и далее С. 123.
19 ЦВЗЕЕ. № 6–7. Париж, 1933. С. 24.
20 См., например: Ломако Григорий, протоиерей. К вопросу о нашем церковном разделении // ЦВЗЕЕ. № 3. Париж, 1934, С. 20; О примирении иерархов // ЦВЗЕЕ. № 6–7. Париж, 1934. С. 13; Выступление митрополита Евлогия на Совещании русских архиереев за рубежом под председательством Патриарха Сербского Варнавы (1936 год) // ЦВЗЕЕ. № 3. Париж, 1936. С. 11; Постановление Епархиального собрания 1936 года // ЦВЗЕЕ. № 10–11. Париж, 1936. С. 19–23.
21 ЦВЗЕЕ. № 2. Париж, 1931. С. 4.
22 ЦВЗЕЕ. № 6–7. Париж, 1933. С. 24–25.
23 ЦВЗЕЕ. № 8–9. Париж, 1936. С. 11.
24 Циркуляр Епархиального управления от 28 февраля 1931 года // ЦВЗЕЕ. № 2. Париж, 1931. С. 5.
25 Архипастырское послание митрополита Евлогия 10 апреля 1937 года // ЦВЗЕЕ. № 3–4. Париж, 1937. С. 2.
26 Опубликовано в книге И. В. Соловьева «Дни примирения» // Церковно-исторический вестник. № 4–5. М., 1999.
27 Митрополит Евлогий (Георгиевский). Указ. соч. С. 614.
28 Приводится по речи архиепископа Владимира (Тихоницкого) при открытии Епархиального собрания 1946 года // ЦВЗЕЕ. № 2, ноябрь 1946.
29 ЦВЗЕЕ. № 3. Париж, 1946. С. 3.
30 Там же. С. 2–3.
31 Мейендорф Иоанн, протопресвитер. Константинополь и Москва // ЦВЗЕЕ. № 16. Париж, 1949. С. 8.
32 Шмеман Александр, священник. Церковь и церковное устройство (III) // ЦВЗЕЕ. № 19. Париж, 1949. С. 9.
33 Верховской С. С. Единая Церковь или раскол // ЦВЗЕЕ. № 20. Париж, 1949. С. 8.
34 Там же. С. 13.
35 ЦВЗЕЕ. № 21. Париж, 1949. С. 11.
36 Там же. С. 16.
37 Там же. С. 17.
38 Там же. С. 21–22.Иеромонах Савва (Тутунов)
