ЖУРНАЛ  МОСКОВСКОЙ  ПАТРИАРХИИ
5-2007

ЦЕРКОВНАЯ ИСТОРИЯ

Памяти митрополита Антония (Мельникова)

Делатель неукоризненный

       Говоря о той или иной исторической личности, мы прежде всего оцениваем значение этого человека для той сферы деятельности, к которой он приложил свои силы, однако довольно редко сопоставляем величину этого вклада с особенностями исторического момента, то есть не задумываемся, насколько ситуация была благоприятна или, напротив, неблагоприятна для созидательной работы в том или ином направлении. А ведь иной раз значимость исторического лица многократно возрастает, когда мы представляем себе, какие преграды ему приходилось преодолевать и какое великое умение прилагать для решения, казалось бы, самых простых задач.
       Именно с этих позиций хотелось бы оценить жизнь и деятельность одного из самых ярких русских иерархов нового времени, восемь лет возглавлявшего Ленинградскую и Новгородскую кафедру, – в Бозе почившего Владыки Антония.

ВРЕМЯ ВТОРОГО КРЕЩЕНИЯ РУСИ

       Теперь, по прошествии некоторого времени, мы уже начали забывать, каким сложным для России, русских людей и в особенности для Русской Православной Церкви оказался период конца семидесятых – восьмидесятых годов прошлого века.
       Казалось бы, то было время, когда уже начала подниматься и набирать силу волна давно зревших перемен. Наконец в середине восьмидесятых произошел прорыв, и наше общество полной грудью вдохнуло свежий воздух. Это коснулось всех сфер жизни, и прежде всего духовной жизни общества. Именно тогда в нашей стране людям разрешили молиться вслух, посещать храмы, крестить детей, причащаться, венчаться, не опасаясь потерять из-за этого работу или, скажем, не защитить диплом...
       Многие восприняли эту перемену даже с некоторым испугом: возможно ли такое в стране, где веру столько лет душили самым жестоким образом? Не способ ли это выявить еще не смирившихся, чтобы потом нанести новый удар, как то произошло в шестидесятые годы, именуемые «хрущевской оттепелью»? Но для большинства это все же стало временем духовного пробуждения и возвращения к истине. Однако так ли просто все было?

В Троице-Сергиевой Лавре

       Прежде всего необходимо отметить, что падение и разрушение «лагеря безбожия», в который враги Христовой веры на тот момент превратили не только Россию, но и половину Европы, привело к различным последствиям в разных частях этого «лагеря».
       Мне пришлось лет пятнадцать назад беседовать с человеком, побывавшим в нескольких странах бывшего социалистического содружества, и человек этот отметил поразительную картину. В социалистических странах, как и в России, на веру в Бога был долгое время наложен запрет. Правда, далеко не такой мощный и грозный, как у нас, но он существовал. И вот перемены произошли: людям вновь разрешили ходить в храмы. И что же? В большинстве стран Восточной Европы церкви остались пустыми, если не опустели еще больше! И дело тут не в страхе – а вдруг снова запретят? Просто оказалось, что души многих и многих людей за эти годы отвратились от тысячелетней традиции, блага цивилизации оказались нужнее благ духовных. И получилось, что в разрушительный социалистический период этим людям не запрещали молиться, а просто разрешали не молиться! И они охотно к этому привыкли.
       Однако в России, над которой безбожники властвовали гораздо дольше, чем над Восточной Европой, произошло как раз наоборот. Людской поток хлынул в храмы. В изувеченных, обезглавленных, десятилетиями осквернявшихся церквах собирались толпы людей. Так устремляются к светлому источнику караваны, многие сутки блуждавшие среди безводной пустыни. Оказалось, что жестокие гонения не изгнали из души русского народа стремления к Богу. Это стремление, эта жажда благодати оказались много сильнее жажды материальных благ. То время было образно названо Вторым Крещением Руси.
       Однако при всем кажущемся благоприятствовании для Русской Православной Церкви, героически вынесшей страшные годы безбожной власти, время «прорыва» оказалось едва ли не одним из самых напряженных и сложных периодов ее истории. Ведь либерализация общества по западному образцу означала не только разрешение веры в Бога. Разрешать стали все. И вместе с возвращением подлинных духовных ценностей, некогда отнятых у народа, на него, как из рога изобилия, высыпалось столько «запретных плодов», что для большинства простых людей оказалось невозможным разобраться, что к чему.
       Чего стоило и во что обошлось с точки зрения духовно-нравственного развития общества тотальное нашествие на нашу страну сект и лжепроповедников – всевозможных виссарионов, «белых братьев» и иже с ними! Мощнейшая рекламная компания этого легиона недругов сделала свое дело, введя в заблуждение миллионы людей, вместо храмов устремившихся на стадионы и в дома культуры, на «проповеди» иноплеменных и отечественных искусителей. А ко всему этому еще и доступность некогда закрытой западной «культуры»: фильмы, журналы, книги, призванные увести всех, кто проглотит «наживку», как можно дальше от Бога...
       В этих условиях Церковь оказалась перед выбором: резко отмежеваться от большей части общества, проникшейся идеями западного либерализма, оставшись с малой частью избранных, либо вести неустанную борьбу за свою паству, проповедуя, объясняя, воспитывая, а главное, доказывая, что подлинная духовность дает человеку несравненно большие преимущества, чем все сиюминутные блага и абстрактные «общечеловеческие ценности».
       Для второго пути, пути, указанного Господом и Его апостолами, требовалось уже не только мужество и стойкость, которые наша Церковь проявляла в годы гонений, но и тонкость, и высокая культура общения с самыми различными слоями паствы.
       В такое сложное и ответственное время Ленинградскую и Новгородскую кафедру возглавлял митрополит Антоний (Мельников). Он застал лишь самое начало охватившей страну либеральной вакханалии, но именно поэтому огромное значение имел тот духовный потенциал, который был заложен в те годы им и подобными ему подвижниками православного служения.

ПАСТВА И ПАСТЫРИ

       Уже само это назначение говорит о том, каким доверием был облечен архие- рей. Ведь Санкт-Петербургская кафедра всегда была (и остается ныне) едва ли не самой сложной во всей России. Петербург (в те годы Ленинград) – город, соединивший в себе русскую и западную идеи. С одной стороны, до мозга костей имперский, державный, традиционный, с другой – вбирающий и аккумулирующий самые различные веяния и заблуждения. Город, давший миру святого праведного Иоанна Кронштадтского, блаженную Ксению Петербургскую – и в то же время город декабристов и трех революций...
       Воспитывать паству на крепких православных устоях здесь всегда было сложнее, чем в других городах России, именно отсюда распространялось повсюду «свободомыслие», замешанное на гордыне и личных амбициях воинствующих недоучек.
       Либеральные тенденции наших дней прижились на петербургской почве так же свободно, как некогда безумные идеи французской революции. И не случайно в нашем городе в восьмидесятые-девяностые годы прошлого столетия оказалось наибольшее число всевозможных западных «церквей», а действа вроде шествия кришнаитов по Невскому проспекту встречали сопротивление лишь православных общин, мужественных, но, увы, недостаточно сильных.
       Последние представители советской власти смотрели на духовную жизнь города почти равнодушно – их более заботили собственные пошатнувшиеся позиции. Первые же пришедшие к власти демократы с удовольствием распахнули двери города перед многочисленными западными «просветителями». А вот возвращать Русской Православной Церкви некогда отнятые у нее храмы и монастырские подворья не спешили.
       И православным священникам пришлось в те дни проявлять, с одной стороны, великое терпение, стремясь собрать и сохранить вокруг себя паству, а с другой стороны, держаться особенно твердо, чтобы противостоять и давлению властей, и попыткам «просветителей» с Запада захватывать не только церковные здания, но и души еще не воцерковленных людей.
       В те годы особенно часто проводились всевозможные телевизионные диспуты и дебаты, куда нередко приглашали православных пастырей, с единственной целью – доказать приоритет «общечеловеческих ценностей» и западных идеалов перед «реакционными» устоями Православия. Поэтому очень многое зависело от подготовленности пастырей к такой духовной брани, от уровня их интеллекта и просто от элементарной начитанности и умения сражаться как своим, традиционным оружием, так и оружием противника, то есть не хуже оппонентов знать литературу, историю, философию.
       Враги Господа обычно вооружают своих адептов хитроумной логикой, которую очень нелегко опровергнуть, не обладая всеобъемлющими знаниями. «Дьявол – величайший схоласт», – сказал некогда Гёте, определяя главное оружие врага.
       Владыка Антоний принял Ленинградскую и Новгородскую кафедру после прежде занимавшего ее другого замечательного архипастыря – митрополита Никодима (Ротова, † 1978). Уже при Владыке Никодиме в епархии установился принцип внимательного отношения к выбору настоятелей для городских и областных храмов, к личности каждого священнослужителя.
       А проблем с подготовленностью священнослужителей было немало. Властвовавшие над нашей страной безбожники всеми силами стремились дискредитировать Православную Церковь в глазах народа. С этой целью намеренно закрывали дорогу в высшие Духовные школы представителям интеллигенции. Поступить в Духовную семинарию, имея высшее образование, было в принципе невозможно. Всеми силами не пускали туда также москвичей и ленинградцев, отдавая предпочтение выходцам с окраин, то есть людям интеллектуально не столь подготовленным. Пусть у народа создается представление о простоватом священнике с неправильной речью. Конечно, окончив Духовную семинарию, любой выходец из глубинки знал не меньше выпускников светских вузов, однако воспитания и лоска иным все равно не хватало, и противники Православия умело на этом играли.

Митрополит Антоний на торжественном заседании,
посвященном 40-летию Отдела внешних церковных сношений
1986 год

       Митрополит Антоний с первых же дней своего служения на Ленинградской кафедре с большим вниманием относился к церковным назначениям, проявляя в этом твердость и бескомпромиссность. С самого начала он стремился окружить себя людьми высокого культурного уровня, способными поддержать авторитет Церкви, завоевать доверие и уважение паствы. При этом не следует забывать, что пребывание Владыки на кафедре (1978–1986) в основном пришлось на завершающие годы советского периода, когда Церковь, внешне отделенная от государства, тем не менее полностью зависела от государственных чиновников. Любое церковное назначение утверждалось «наверху», и с этим невозможно было не считаться.
       Однако Владыка Антоний идеально сочетал в себе дар дипломата и незаурядную твердость. Он умел разговаривать с властями, умел оказывать на них влияние, умел настаивать на своем. При нем Ленинградская епархия все более обретала облик, присущий ей в дореволюционное время, когда церковные посты занимали люди, обладавшие глубочайшими знаниями и широкой эрудицией.

ТРУДЫ ВО СЛАВУ БОЖИЮ

       Восемь лет митрополит Антоний возглавлял Ленинградскую епархию, и все эти восемь лет были годами самой активной и плодотворной работы.
       В те годы верующим еще не возвращались церковные здания, не открывались закрытые прежде монастыри и храмы. Пока об этом лишь велись разговоры, причем более всего на уровне общественных организаций. Так, Ленинградское общество охраны памятников, ратуя за восстановление разрушающихся уникальных церковных зданий, уже имело дерзость намекать властям: «А вот если отдать Церкви, то, может, она и восстановит, и сохранить сумеет». Этими настроениями нужно было уметь пользоваться, и в эти годы Ленинградская кафедра начала поддерживать с общественными организациями и учреждениями культуры достаточно тесную связь: перемены назревали, и нужно было заранее правильно выбрать союзников в предстоящей борьбе за возвращение утраченного.
       Менялись и взаимоотношения Русской Православной Церкви с другими христианскими конфессиями. Церковь расширяла и активно поддерживала международные связи, вместе с тем тверже отстаивая свои позиции. В этой сфере деятельности Владыка Антоний демонстрировал необычайную гибкость и одновременно неизменную твердость.
       Митрополит Антоний более двух десятков лет участвовал в зарубежных контактах Русской Православной Церкви, а в 1979 году возглавил созданный в Ленинграде филиал Отдела внешних церковных связей. Широта его взглядов, энциклопедичность знаний, способность находить общий язык с людьми всех уровней делали его прекрасным дипломатом, умевшим представлять интересы нашей Церкви на всех уровнях. Ему неоднократно приходилось возглавлять церковные делегации, он посетил многие страны мира, встречался с Патриархами Иерусалимскими Венедиктом и Диодором, Патриархом Александрийским Николаем VI, Патриархом Румынским Иустином, Архиепископом Кипрским Хризостомом.
       Кроме того, он внес большой вклад и в межконфессиональные отношения, принимая участие в работе Всемирного Совета Церквей. Позиция Владыки всегда оставалась твердой: признавая и уважая чужие взгляды и убеждения, он умел отстаивать интересы Русской Православной Церкви.
       Велик был и его вклад в издательскую деятельность, которой он начал заниматься еще задолго до того, как возглавил Ленинградскую епархию. В 1967 году Священный Синод назначил Владыку Антония председателем редакционной коллегии ежегодного сборника «Богословские труды». Владыке удалось не только объединить вокруг сборника наиболее видных ученых-богословов России, но и привлечь к этой работе и сотрудничеству многих талантливых научных сотрудников из советских учреждений. Правда, по вполне понятным причинам, они не ставили под статьями своих фамилий, подписываясь псевдонимами. Под редакцией Владыки Антония вышли в свет 24 номера сборника (с 4-го по 27-й), а также несколько тематических приложений.

       Владыка и сам писал статьи для сборника. В «Богословских трудах» за 1976 год (№ 15) он поместил статью «Блаженный Августин как катехизатор». В ней он рассматривал личность одного из величайших христианских подвижников и богословов с точки зрения его вклада в христианскую педагогику. И давая оценку огромному катехизаторскому таланту святого Августина, Владыка как бы провозглашал и свой принцип педагогики: во-первых необходима любовь к собственному труду, и во-вторых – неизменная любовь к своим ученикам, иначе труд не принесет результата.
       В начале 1980-х годов было задумано издание «Богословского энциклопедического словаря». Митрополит Антоний руководил подготовкой к осуществлению этого проекта, вновь сумев найти наиболее интересных и талантливых авторов, очертить самый широкий круг тем. В те годы подобный проект был все же слишком дерзким – осуществить его не удалось. Подготовленные для словаря статьи публиковались в «Богословских трудах» и «Журнале Московской Патриархии». Но сама идея такого сборника не пропала втуне: сделанные для него наработки пригодились при подготовке ныне издаваемой «Православной энциклопедии».
       С 1981 года Владыка Антоний возглавлял Богословскую рабочую группу Комиссии Священного Синода по подготовке празднования 1000-летия Крещения Руси. Но дожить до этого светлого праздника митрополиту Ленинградскому и Новгородскому Антонию было не суждено...
       Его труды и служение были высоко оценены – он был удостоен многих церковных наград: орденов святого равноапостольного князя Владимира II степени и Преподобного Сергия Радонежского I степени, орденов и наград Антиохийской, Иерусалимской, Грузинской, Финляндской Православных Церквей. Его выдающуюся деятельность в области миротворчества оценили и светские власти, наградив Владыку Антония орденом Дружбы народов и медалью советского Фонда мира. Но к этим наградам, как и к прочим почестям, он относился спокойно, хотя и не равнодушно: он был благодарен тем, кто уважал его труд, однако трудился совсем не ради этого.
       Кроме прочих трудов Владыка Антоний постоянно вникал и в работу Ленинградских Духовных семинарии и академии, по-прежнему добиваясь высокого образовательного ценза и достойного интеллектуального уровня выпускников Ленинградских Духовных школ.
       При всем громадном объеме возложенной на него работы он неизменно участвовал в церковной службе. Служить было для него главной заботой и главной радостью, поэтому он, казалось, не испытывал усталости от этого труда, даже в последние годы, когда его стали одолевать немочи. По-прежнему вдохновенны и проникновенны были его проповеди, и паства самой сложной в России епархии всегда внимала этим проповедям всем сердцем.
       Владыка требовал от себя даже большего аскетизма и подвижничества, чем этого требовали принесенные им монашеские обеты. Но этот природный, абсолютно искренний аскетизм удивительным образом сочетался у Владыки с незаурядным чувством прекрасного. Он любил красоту во всех ее высоких проявлениях – от красоты Божия мира, которой он не уставал радоваться и восхищаться, до красоты, которую по Божию Промыслу научился создавать человек. Владыка Антоний очень любил прекрасные произведения искусства, любил хорошие книги и неустанно собирал их. У него была великолепная художественная коллекция и огромная библиотека. При этом, с радостью показывая свои коллекции знакомым, он мог рассказать историю каждой картины или книги, дать оценку эпохе, когда это произведение было создано, – его высокий интеллектуальный потенциал постоянно проявлялся и в этом.
       Практически все собранное Владыка завещал Церкви. Его книжное собрание вместе с библиотекой его друга архиепископа Тамбовского и Мичуринского Михаила (Чуба, † 1985) стало основой возрожденной Синодальной библиотеки.
       Владыка Антоний писал стихи, и главной их темой была великая милость Божия, явленная людям. Он действительно любил Господа всеми силами души и потому так радовался и восхищался созданным Им миром и его красотой. Прекрасно сознавая временность нашего пребывания в этом мире, он жил в гармонии с ним, потому что умел видеть в нем Бога. Потому даже в последние месяцы жизни всем, кто с ним общался, он казался светлым и спокойным, его не тяготило бытие на земле и не страшил переход в бытие иное.

ДАРЫ ДУХОВНЫЕ

       Был у митрополита Антония еще один редчайший дар: он умел видеть и понимать людей. Причем Бог дал ему настолько хорошо видеть и воспринимать всю глубину человеческой натуры, что зачастую он как бы угадывал еще не раскрытые возможности того или иного человека и даже предвидел его будущее.
       Владыка никогда и ни перед кем не заискивал, никогда не проявлял раболепия и чинопочитания перед вышестоящими, хотя со всеми неизменно бывал кроток и учтив. Но иногда он оказывал особенное почтение кому-либо из братии, хотя сам занимал более высокое положение в церковной иерархии.
       Все знавшие его отлично помнят, с какой особенной, уважительной любовью относился он к митрополиту Таллинскому и Эстонскому Алексию. Свойственная ему прозорливость позволила ему увидеть в молодом архиерее громадную духовную мощь, впоследствии позволившую Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II нести тяжелейший крест первосвятительского служения.
       Внешняя благожелательность и терпимость Владыки не означали, что он не был строг и даже суров к тем, кто попирал христианские заповеди. Призыв обличать хулителей Церкви, осквернителей ее устоев он понимал буквально и всегда ему следовал.
       Известно его открытое письмо, написанное очень популярному в восьмидесятые годы среди либеральной интеллигенции протоиерею Александру Меню.
       Этот священник опубликовал целый ряд книг на богословские темы, рассчитанных на широкий круг читателей, и в этих книгах откровенно перетолковывал христианские догматы. В одном из своих интервью небольшому самиздатовскому журналу отец Александр позволил себе вольно толковать смысл отдельных мест Священного Писания и решений одного из Вселенских Соборов.
       И православный архипастырь не счел возможным промолчать. Причем, будучи влиятельным архиереем, митрополит Антоний не обратился к Священноначалию с призывом образумить впавшего в прелесть священника – он точно последовал церковному правилу и обратился к отцу Александру как к равному, как брат к брату.
       Но при этом он не скрывал своего возмущения его отступничеством от Православия: «Дело не в конфронтации церквей и не в шовинизме русских православных людей, а в том, что живую благородную маслину Православия нельзя дать умертвить разлагающими и чуждыми влияниями под видом братского объединения, нельзя погасить светильник правды и истины.

       В Русской Православной Церкви промыслительно сохраняется в наибольшей чистоте и неповрежденности Божия истина – и как вероучение, и как образ мышления и жизни в Боге, а потому и Дух Святой Животворящий, а не «синтезирующий», живет в этой Церкви, особенно обильной благодатью» (цит. по: Имперский курьер. 2004. № 3).
       Эти слова, с отеческой любовью, но и с непреклонной твердостью обращенные к не устоявшему перед искушением славой священнику, можно считать выражением жизненной позиции Владыки Антония.
       Он был всем сердцем предан Православию именно как хранилищу Божией истины. И при этом считал, что всякий православный человек, будь он мирянином, священником, архиереем, должен прежде всего строжайшим образом спрашивать с самого себя: насколько ты чист сердцем, насколько чисты твои помыслы, насколько готов ты служить Господу.
       Это же подчеркивал Владыка Антоний в небольшой статье, написанной им в последние месяцы жизни и опубликованной уже после его кончины. Она называется «О духовном трезвении», и речь в ней идет о том, насколько мало любой из нас задумывается над словами, которые Господь Наш Иисус Христос сказал Своим ученикам: наблюдайте за собою (2 Ин. 1, 8).
       «Без сосредоточенного постоянного изучения самого себя нельзя достигнуть очищения своей души, духовного совершенства», – пишет Владыка. И далее: «...кто не знает своих страстей и грехов, тот духовно слеп и не может очиститься от духовной скверны и своими грехами преграждает путь обновляющей и оживляющей благодати Господней» (Журнал Московской Патриархии. 1986. № 9).
       Главное, по мнению митрополита Антония, не искать греховности в ближнем, но прежде всего видеть и искоренять ее в себе. «Если мы и наблюдаем, то больше не за собой, а за поведением ближних своих» (там же), – горько замечает он. Да, мы постоянно живем, забывая, что спасать других можно, лишь сумев спасти себя. Спасись сам, и вокруг тебя спасутся тысячи! Так просто и так недостижимо сложно для большинства людей!
       Великое обаяние личности Владыки заключалось еще и в его искренности, простоте, истинно монашеской скромности. Он действительно не отделял себя от любого из братии и паствы, и это проявлялось во всем: в его проповедях, словах, обращенных к знакомым и незнакомым людям, в его поведении. Всеми силами и всей своей жизнью он являл пример духовной битвы за спасение души, тем самым призывая к спасению всех, кто его окружал.
       Он почил, как сказали бы теперь, в расцвете духовных и творческих сил, по всем человеческим меркам не старым, но глубоко зрелым человеком. И тем не менее мысль о его земной кончине вызывает удивительное чувство – не горечи, а смирения. Господу виднее, когда и кого из чад своих призывать к Себе. Владыка прожил с этим сознанием всю свою жизнь. «Пресвятая Богородица, помоги мне!», – произнес он, отходя в вечность. А перед тем попросил, чтобы на его могиле поставили простой деревянный крест.

Протоиерей Геннадий Зверев